|
АССОЦИАЦИЯ МАРКСИСТСКОГО ОБЩЕСТВОВЕДЕНИЯ Коммунист Ленинграда № 1/2025 (163)
Национальные модели профсоюзного движения: традиции и современность. Германия. Продолжаем публикацию материалов из
общедоступных книг, посвящённых всестороннему рассмотрению
социально-трудовых конфликтов, написанных авторским коллективом
в составе Д.В. Лобок (научный руководитель), Г.М. Бирженюк, О.Н.
Громова, Т.В. Ефимова, Р.В. Костюк, А.В. Ладоха, И.Д. Лобок,
В.М. Соловейчик и др., выпущенных издательством
Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов. Немецкие профсоюзы известны своей решающей ролью в преодолении последствий кризиса 2008 года и вкладом в «чудо сохранения рабочих мест в Германии». Трёхстороннее кризисное управление во время Великой рецессии рассматривается как доказательство долговечности традиционной немецкой модели трудовых отношений с её сильными институтами переговоров на рабочих местах и на отраслевом уровне. Некоторые наблюдатели даже говорили о «возвращении профсоюзов» после периода упадка в политическую жизнь. Состояние профсоюзов Германии всегда было тесно связано с моделью экономического развития страны, которая традиционно базируется на трех китах. Эго. во-первых, высококонкурентный производственный сектор, в основе которого лежат автомобильная, машиностроительная и химическая отрасли. Эти секторы были основой экспортной модели роста, благодаря которой стало возможно послевоенное экономическое чудо Германии. Во-вторых, плотная сеть перекрёстных пакетов акций и взаимосвязанного управления между крупными немецкими компаниями и ведущими универсальными банками. которые создали особую форму корпоративного управления, гарантирующую высокую степень стабильности. В-третьих, в немецкой послевоенной экономике доминировал государственный сектор, в том числе некоторые важные национальные монополии. Экономический успех германского послевоенного капитализма сопровождался высоким уровнем занятости, что укрепляло позиции профсоюзов на переговорах. Однако в 1980-х годах в немецкой экономике начались глубокие изменения, которые трансформировали основные черты модели социального и экономического развития страны. Эти изменения стали ответом на новые реалии в международной экономике, а также на новые экономические проблемы, вызванные объединением Германии. В результате Германия вступила в период неолиберальной реструктуризации, которая набрала силу как минимум в трех основных областях политики. Первой была либерализация и передача частным структурам государственных услуг что привело к значительному сокращению государственного сектора. Второй — дерегулирование финансовых рынков. Третьим направлением была социальная политика и рынок труда, где дерегулирование привело к значительному ослаблению социальной защиты и занятости, так что нестабильность была институционализирована как существенная часть рынка труда. Кроме того, в Германии значительно сократились основные институты производственных отношений, в частности, в сфере коллективных переговоров. В течение 2000-х годов в Германии нарастал разрыв между процветающими экспортными отраслями и относительно слабым внутренним сектором экономики, что привело к различным рамочным экономическим условиям для отраслевых профсоюзных организаций. Относительно слабое развитие внутреннего спроса сильно повлияло на профсоюзы в сфере частных и государственных услуг, которые пострадали от приватизации и отсутствия государственных инвестиции. Поскольку для отраслей последствия изменений в немецкой экономической модели для профсоюзов были различны, реакция профсоюзов на эти вызовы также была довольно разнообразной. В связи с этим исследователи немецкого профсоюзного движения предпочитают не говорить о немецких профсоюзах как о едином или однородном субъекте. Стратегия и тактика немецких профсоюзов реализуются во взаимодействии с членской базой, работодателями, государством и гражданским обществом. Современные исследователи выделяют четыре основные формы профсоюзных ресурсов: структурные, организационные. институциональные и общественные. Структурные ресурсы состоят из двух компонентов, основанных на положении работников на рынке труда и на предприятии. Чем труднее заменить рабочего, тем сильнее его рыночный ресурс. Это мотивирует заинтересованность профсоюзов в полной занятости, регулировании рынка труда или развитии профессиональных навыков своих членов. Структурные ресурсы определяются текущей экономической и социальной политикой, а также решениями работодателей по реструктуризации производственного процесса. Организационные ресурсы основаны не только на численности, но и на способности успешно мобилизовать членов профсоюза. Этот ресурс особенно зависит от деятельности самих профсоюзов. Институциональные ресурсы в значительной степени являются результатом политических процессов, направленных на развитие социального диалога и тем самым на смягчение классового противостояния. Институты экономического управления формируют не только способность профсоюзов организовывать и представлять работников, но также их позицию в коллективных переговорах и корпоративных действиях. Все имеющиеся у профсоюзов возможности дополняются общественным ресурсом. Он состоит из двух основных компонентов. Первый — коалиционный ресурс, который базируется на способности профсоюзов создавать коалиции и действовать в рамках сетей гражданского общества, включая связь с политическими партиями. Второй можно назвать коммуникативным ресурсом, позволяющим профсоюзам успешно влиять на общественный дискурс и определение повестки дня. Структурные ресурсы работников сильно зависят от ситуации на рынке труда. В 2017 году в Германии был самый низкий уровень безработицы в ЕС. а некоторые отрасли и регионы даже страдали от нехватки рабочей силы. Из-за растущей безработицы профсоюзы Германии долгое время испытывали постоянное сокращение своих структурных ресурсов, но в последнее время ситуация изменилась: их переговорные позиции значительно укрепились. Помимо развития рынка труда на структурные ресурсы влияют и некоторые другие явления. Международная либерализация рынков, развивающаяся в процессе европейской интеграции, создала новые возможности для транснациональной реорганизации крупных производственных компаний. В частности, Германия интегрировала страны с низкой стоимостью рабочей силы в Центральной и Восточной Европе в свои транснациональные производственные цепочки. Чем больше компаний могул угрожать перемещением своего производства. тем больше сотрудников и профсоюзов испытывают давление со стороны работодателя, которому необходимо принять стратегию сокращения затрат. В государственном секторе традиционное равновесие сил было нарушено приватизацией. Принимая во внимание, что работники в бывших государственных монополиях — на железнодорожном транспорте, на почте и в телекоммуникациях, а также большая часть медицинского персонала пользовались высокими расценками на свой труд и были защищены от конкуренции, в настоящее время частный транспорт, почтовые услуги и медицина являются теми областями, где появилась дешёвая рабочая сила. Между тем приватизация привела к увеличению числа работников бывших государственных служб, которые больше не связаны юридическим запретом на забастовки государственных служащих (например, машинистов поездов). Более того, поскольку производственный процесс все больше перемещается в тесно связанные транснациональные производственные сети, он также очень уязвим для забастовок. Это позволило говорить об увеличении структурных ресурсов профсоюзов. В профсоюзном пространстве Германии доминирует Объединение немецких профсоюзов (Deutscher Geweikschaftsbund, DGB). Общее число членов DGB достигло рекордного уровня (почти 12 млн.) после объединения с профсоюзами Восточной Германии в 1991 году, но вскоре после этого членство резко сократилось. Общее снижение стало замедляться с 2010 года, когда некоторые филиалы DGB смогли переломить ситуацию (Dribbusch and Birke. 2016). В 2017 году в DGB насчитывалось окало 6 млн. человек, на которые приходится более трех четвертей всех членов профсоюзов в Германии (табл. 5).
Второй по размеру конфедерацией является Федерация государственной службы Германии DBB (Beamtenbimd irnd Tarifunion), включающая 1.3 млн человек, в том числе 915 тыс. государственных служащих. Третье объединение — небольшая Христианская федерация профсоюзов Германии (C'hristlicher Gewerkschaftsbund Deutschlands. CGB). По заверению федерации, её численность достигает примерно 280 тыс. человек, но эти данные оспариваются (Muller and Wassermann. 2015). Наконец, есть несколько профессиональных союзов, не входящих ни в одну- конфедерацию. Самым крупным из них является профсоюз врачей частных клиник и государственных служащих Германии (Marburger Bund. МВ), в которую входит около 120 тыс. человек. Вместе с небольшим, но влиятельным объединением пилотов и бортинженеров (VereinigungC'ockpit) и Союзом немецких машинистов, связанным с DBB (Gewerkschaft Deutscker Lokoniotivfuhrer. GDL). MB представляет собой некий ренессанс классического профессионального союза. В Германии влияние DGB на связанные с ним профсоюзы относительно слабо и в значительной степени ограничено представительскими вопросами и политическим лоббированием. Именно профессиональные союзы, входящие в DGB. организуют работников, действуют на рабочих местах и участвуют в коллективных переговорах. После периода реструктуризации и слияний число профсоюзов, связанных с DGB. уменьшилось до восьми. Двумя крупнейшими являются Индустриальный союз металлистов (IG Metall) и Объединённый профсоюз работников сферы услуг (ver.di), которые вместе составляют около 70 % всех членов профсоюза DGB и в каждом из которых примерно по 2 млн человек. Основа членской базы IG Metall — автомобильная промышленность, но в этом профсоюзе представлены также работники сталелитейной, текстильной и деревообрабатывающей отраслей. Ver.di, помимо государственного сектора, представляет около 200 отраслей в сфере частных услуг. Численность профсоюзов (все федерации и независимые профсоюзы. вместе взятые) достигла своего пика в 1991 году после объединения Германии, когда 36 % работников были членами профсоюзов. К 2001 году этот показатель совратился до 20 %, а в 2017-м только 15 из 100 сотрудников были объединены в профсоюзы. И из них были членами профсоюза DGB. Численность профсоюзов отражает существенные различия между отраслями. Автомобильная промышленность. в основе которой лежат крупные производители, сравнительно хорошо организована: на некоторых традиционных автозаводах все ещё до 90 % и более работников — члены профсоюзов. В некоторых новых секторах обрабатывающей промышленности, таких как солнечная и ветровая энергетика. IG Metall часто приходилось создавать профсоюзные организации с нуля. Неоднородная картина наблюдается в сфере услуг. В сфере коммунальных услуг и бывших государственных компаниях железнодорожного. телекоммуникационного и почтового обслуживания работники все еще сравнительно хорошо организованы, но в компаниях, которые вышли на рынок посте либерализации этих секторов экономики. дета обстоят гораздо хуже. В здравоохранении и образовании профсоюзное членство растёт — медсестры и работники по уходу за детьми стали центром активизации профсоюзов с середины 2000-х годов. В этих секторах сравнительно высокий уровень организации в крупных городах контрастирует с более низким уровнем в небольших городах, сельских районах и среди сотрудников церковных учреждений. Государственное управление остаётся очень сложной сферой для расширения Ver.di. То же можно сказать и о розничной торговле, где усилия организаторов сталкиваются со структурными препятствиями и решительным сопротивлением работодателей (Dribbusch. 2003). Традиционная «немецкая модель» производственных отношений включала корпоративистскую модель интеграции профсоюзов с бизнесом посредством предоставления нм права на участие в управлении на уровне компаний, разработку всеобъемлющей системы коллективных договоров на отраслевом уровне и общее укрепление корпоративных институтов социального обеспечения. Идеологически узаконенный концепцией «социального партнёрства» (Sozialpartnerschaft). этот компромисс получил поддержку рабочего класса, поскольку «экономическое чудо» послевоенных лет обеспечило как высокую прибыль, так и неуклонный рост заработной платы. С 2001 года институциональные ресурсы профсоюзов подвергались процессу разрушения, который начался в середине 1990-х годов. Его наиболее характерной чертой стала растущая фрагментация и частичная эрозия коллективных переговоров. В целом по Германии в 2016 году коллективные договоры охватывали не более 30 % предприятий. представляющих 56 % наёмных работников. Недавнее исследование. проведённое Статистическим управлением, показало, что доля предприятий и работников, охваченных коллективными договорами, стала ещё меньше —15 и 45 % соответственно. Охват колдоговорами сильно различается между секторами экономики. В некоторых отраслях, таких как государственное управление. образование или финансы, подавляющее большинство работников — 80 % и более — охвачены коллективными договорами. В химической и автомобильной отраслях промышленности охват кэл-договорами также широк, тогда как в строительстве, частном здравоохранении и розничной торговле он колеблется от 40 до 50 %. Наконец. в большом количестве частных фирм (в отелях и ресторанах, научных, технических службах и др.) в лучшем случае треть сотрудников работают на основе коллективного договора. Система переговоров также подверглась внутренним преобразованиям. лучше всего описываемым как децентрализация и фрагментация. С середины 1990-х годов профсоюзы и работодатели все чаще договаривались о так называемых вступительных положениях, которые позволяли отклоняться от отраслевых коллективных соглашений в случае экономических трудностей. Однако в знаменательном соглашении, заключённом в металлургической промышленности в 2004 году, «повышение конкурентоспособности» стало в равной степени приемлемой причиной для переговоров об уступках. Это так называемое Соглашение Пфорцхайма было отчасти реакцией на угрозу со стороны правительства передать часть полномочий профсоюзов производственным советам, если участвующие в переговорах стороны не договорятся о большей гибкости. В то же время это была попытка союзов восстановить контроль над политикой уступок. которая проводилась производственными советами. К середине 2000-х годов почти все основные отраслевые соглашения включали вводные пункты, которые были чреваты ухудшением положения работников на уровне компаний. Наличие производственного совета, однако, не является нормой в немецкой экономике. Такие советы были лишь в 9 % учреждений с пятью и белее работниками, то есть имеющих право на производственный совет. Чем меньше учреждение, тем менее вероятно, что в нем есть производственный совет. Если в 1996 году 51 % западногерманских и 43 % восточногерманских рабочих были охвачены производственными советами, то к 2016 году их осталось 43 % в Западной Германии и 34 % — в Восточной. Там. где производственных советов практически нет. как. например. в значительной части быстро развивающегося, но фрагментированного частного сектора услуг профсоюзы сталкиваются с трудностями при их создании. Используя правовые лазейки, например, Устав европейской компании, все больше и больше компаний открыто обходят немецкие законы о создании производственных советов. Подводя итог, можно сказать, что обе главные опоры, которые традиционно формировали институциональную мощь профсоюзов Германии. стали значительно слабее. В 2016 году только 34 % работников в частном секторе промышленности Западной Германии были охвачены как коллективным договором, так и производственным советом. а 36 % — ни одним из них. В Восточной Германии эти показатели были ещё хуже: лишь 23 % быта защищены коллективными договорами и производственными советами, а 49 % не имели никакой защиты. Общественным ресурсом немецких профсоюзов является их связь с политической системой. Хотя DGB и связанные с ним профсоюзы считают себя унитарным и беспартийным движением, членские организации имеют тесные связи с Социал-демократической партией Германии. Отчуждение между профсоюзами и СДПГ возросло, когда канцлер Шрёдер в 2003 году запустил план реформ «Повестка дня — 2010». основой которого стал существенный пересмотр существующего законодательства о социальном обеспечении. Оно достигло апогея, когда в 2007 году следующая правящая «Большая коалиция» увеличила пенсионный возраст до 67 лет, невзирая на жёсткую оппозицию профсоюзов. Трёхстороннее урегулирование кризиса во время Великой рецессии привело к первому сближению, которое получило импульс, когда руководству СДПГ пришлось пересмотреть свои отношения с профсоюзами после разрушительного поражения на национальных выборах 2009 года. Между тем политический ландшафт изменится. С одной стороны, Левая партия (Die Linke) зарекомендовала себя как довольно стабильная парламентская оппозиция, активно поддерживаемая многими разочарованными профсоюзными активистами. покинувшими СДПГ. Хотя эта левая партия одобряла большую часть программ профсоюзов, она получила лишь ограниченную электоральную поддержку в Западной Германии и была фактически исключена из политической власти на национальном уровне. Большинство членов профсоюзов по-прежнему голосовали за СДПГ или выступали на стороне христианских демократов. Как следствие. DGB с 2005 года воздерживается от какого-либо одобрения из выборах или даже рекомендации в пользу той или иной партии, признавая, что в конце концов необходимо работать при любом правительстве. Этому способствовало постепенное признание требований профсоюзов христианскими демократами при Анголе Меркель. Сближение шло параллельно с улучшением репутации профсоюзов в средствах массовой информации. Если, согласно репрезентативным опросам, в 2003 году только 23 % населения имели «позитивный» взгляд на профсоюзы, а для 45 % их имидж был явно «негативным», то к 2012 году картина изменилась. Сейчас более 40 % респондентов указывают на положительный имидж профсоюзов, в то время как только 20 % оценивают их негативно. Существуют две основные причины изменения общественной репутации профсоюзов. С одной стороны, это оценка их роли в преодолении последствий кризиса 20082009 годов, когда IG Metall обеспечил рабочие места и защиту промышленности в Германии. С другой стороны, немецкая общественность все больше склоняется к мнению, что дерегулирование рынков труда с растущим неравенством и нестабильностью зашло слишком далеко. Это усилило влияние профсоюзов на решение вопросов социальной справедливости, что стало особенно заметно во время кампании по определению минимальной заработной платы. Введение установленной законом минимальной заработной платы с 1 января 2015 года положило конец особому статусу Германии как одной из немногих европейских стран без минимального уровня заработной платы. IG Metall и профсоюз работников химической промышленности IG ВСЕ изначально не видели необходимости в законодательном установлении минимального размера заработной платы. Первым в кампанию включился профсоюз Ver.di, IG Metall присоединился позднее. Кампания по введению минимальной заработной платы была построена не столько на массовой мобилизации низкооплачиваемых работников, которые часто были вне досягаемости профсоюзов. а скорее, как политическая кампания, направленная на завоевание общественного мнения Тактика, оказалась успешной. Незадолго до выборов в бундестаг осенью 2009 года поддержка минимальной заработной платы, установленной законом, в опросах общественного мнения увеличилась до 85 %. в том числе среди большинства консервативных и либеральных избирателей. Поворотным моментом стало то. что СДПГ потерпев сокрушительное поражение на национальных выборах 2009 года, в 2010-м приняла требование DGB о минимальной почасовой заработной плате в размере 8,50 евро. «Социальное» крыло Христианско-демократической партии поддержало законодательное введение минимальной заработной платы. Эго также было одним из основных условий для вступления социал-демократов в правительство «Большой коалиции», которое было сформировано после выборов 2013 года. Для немецких профсоюзов кампания играла одновременно три роли. Во-первых, им удалось добиться невероятного успеха и завоевать поддержку своего ключевого требования большинством граждан. Во-вторых, дебаты о минимальной заработной плате вернули внимание общественности и профсоюзов к таким актуальным вопросам, как низкая зарплата и нестабильная занятость. Это, в свою очередь, имело положительные последствия для коллективных переговоров в ранее нерегулируемых отраслях, таких как скотобойни и другие, где профсоюзы до тех пор не имели ни организационных, ни институциональных ресурсов. Тем не менее установленная законом минимальная заработная плата также является доказательством отсутствия у работников большей части сферы услуг права на переговоры. Там. где нет значимого присутствия профсоюзов, свободные коллективные переговоры становятся излишними. Общественное и государственное вмешательство необходимо, чтобы избежать «гонки на дно». DGB долго отказывалось заключать коллективные договоры о временном трудоустройстве, чтобы не придавать ему законности. Когда в 2002 году «красно-зелёное» правительство отрегулировало работу агентств, оно приняло Директиву ЕС о равной оплате труда, но включило вводную статью в Закон о временной занятости, которая допускает отклонения от равенства в оплате труда через заключение коллективного договора. Это было, наконец, принято профсоюзами DGB. Хотя они признали, что строгое введение равной оплаты труда может привести к краху рынка агентских услуг, а также увидели возможность коллективно регулировать эту форму занятости. Их цель состояла в том. чтобы преодолеть разрыв между заработной платой агентств и ставками в компаниях по найму посредством специальных коллективно согласованных дополнений. Вскоре, в начале 2003 года, эта стратегия потерпела неудачу, когда DGB заключил коллективное соглашение, которое занижало ставки, предусмотренные его членскими организациями. В апреле 2008 года профсоюз начал кампанию «Равный труд — равная оплата», нацеленную на организацию временных работников на их рабочих местах. Для того чтобы реализовать этот новый подход. требовалось создать производственные советы. Параллельно с этими инициативами IG Metall придерживался стратегии коллективных переговоров в сочетании с общественной и организационной кампаниями. Десятки тысяч временных работников вступили в профсоюз не в последнюю очередь в надежде на помощь в получении постоянной работы. На местных уровнях к 2012 году производственными советами было заключено более 1200 трудовых соглашений для улучшения условий труда временных работников. На отраслевом уровне в 2010 году коллективный договор в сталелитейной промышленности обеспечил почти равную оплату труда для временных работников. В гораздо более крупной металлообрабатывающей промышленности профсоюз придерживался стратегии параллельных переговоров с ассоциациями работодателей в агентстве и в отрасли. В конце концов в 2012 году было заключено два пакета соглашений. Один из них был подписан с агентствами при условии. что временные работники станут получать предоплату в размере от 15 до 50 % в зависимости от стажа работы в любой компании. Согласно IG Metall. это означало, что временные работники могли получить около 97 % минимальной заработной платы в отрасли. Другой пакет, заключённый с ассоциациями работодателей в металлообрабатывающей промышленности, предусматривал, что после 24 месяцев работы временные работники получают право быть принятыми на постоянную работу. С появлением «Большой коалиции» осенью 2013 года профсоюзы DGB начали настаивать на перерегулировании работы частных агентств занятости. Основное внимание было уделено введению максимальной продолжительности трудоустройства, гарантии равной оплаты труда и снятию запрета на участие временных работников в забастовках. Кроме того, рабочие советы должны были получить дополнительное право на информацию не только о работе агентств, но и в так называемых контрактах на работу и услуги (Werkvertrage), заключаемых с индивидуальными предпринимателями или фирмами для выполнения определённых задач. Подводя итог, можно сказать, что как кампания по установлению минимальной заработной платы, возглавляемая Ver.di, так и кампания IG Metall по повышению заработной платы и улучшению условий труда для временных работников показали, что профсоюзы Германии смогли выйти за пределы своих основных групп. Постепенному росту влияния профсоюзов Германии способствовали хорошие экономические показатели, благодаря которым снизилась безработица и тем самым были улучшены структурные ресурсы профсоюзов. Германия вступила в период роста заработной платы работников. что способствовало увеличению внутреннего рынка, стабилизации экономического роста и повышению занятости. Основной проблемой для профсоюзов Германии остаётся наращивание организационных ресурсов путём привлечения новых членов и участия в политической жизни. Большинство профсоюзов DGB все ещё пытаются стабилизировать своё членство. Сохраняется существенный разрыв между численностью профсоюзов в сфере производства и частных услуг. Устранение этого разрыва является более чем когда-либо сложной задачей для всех членских организаций DGB, требующей совместных стратегий и скоординированных усилий. Учитывая разные культуры и традиции, а также различные интересы членов DGB, достигнуть этого будет непросто. Одной из основных проблем для немецких профсоюзов является достижение согласия между разными секторами экономики с тем, чтобы выработать совместный подход к постепенной модернизации модели социально-экономического развития Германии. В последние годы профсоюзы Германии все более явно критиковали политику жёсткой экономии ЕС и, в частности, ведущую роль правительства Германии в этом контексте. Они также выступают против попыток включить профсоюзы на уровне ЕС в так называемые инициативы «структурной реформы». Немецкие профсоюзы помогли организовать дебаты о крупной стратегической инвестиционной программе в Европе (в частности, предложение DGB о «плане Маршалла для Европы»). Однако любой такой прогресс в публичных заявлениях не может решить проблему преодоления разрыва между политикой ЕС и зонами конфликта, с которыми им приходится сталкиваться на национальном уровне. Таким образом, профсоюзы Германии, как и любой другой страны. сталкиваются с проблемой наведения мостов как внутри страны, так и через границы. Постепенное оживление деятельности немецких профсоюзов дает основания утверждать, что их вклад в продвижение по этому пути может быть больше, чем в докризисные периоды политических потрясений и неудач.
Читайте также: А также:
|
|||
