АССОЦИАЦИЯ МАРКСИСТОВ-ОБЩЕСТВОВЕДОВ
РОССИЙСКАЯ ПАРТИЯ КОММУНИСТОВ

Коммунист Ленинграда № 3/2019 (129)

Классовая борьба – не хрестоматийна

 О критической работе А. Магдушевского «Хрестоматийная борьба»

Александр Магдушевский прав, когда пишет, что нынешний кризис мирового коммунистического движения носит гораздо более острый характер, «чем кризис социал-демократии после краха II Интернационала». И, конечно, «отбрасывание ОСНОВ» - это работа для антимарксистов.

Но что случилось с Александром Андреевичем, когда ему явно померещилась искусственность в самом естественнейшем положении марксизма, бесспорно входящем в его ОСНОВЫ, в 11-м Тезисе о Фейербахе? Миссия марксизма, философии и идеологии пролетариата, в том и состоит, чтобы его политический авангард, оснащённый этим мощным оружием, эффективно вносил в пролетарские массы классовое сознание. И когда неразрешимые противоречия мирового капитализма доведут мировую ситуацию до революционной, мировой пролетариат, занятый, в основном, уже в высоких технологиях и при этом глубоко понимающий свои классовые интересы, сравнительно легко и наименее болезненно разрешит эти противоречия, революционно (одновременно в разных странах или нет, это другой вопрос) «снимет» последний эксплуататорский строй, изменит мир, выполнив установку 11-го тезиса. Если же к возникновению революционной ситуации на национальном и мировом уровне пролетариат не будет марксистскими силами подготовлен, то стихийно руководствуясь принципом «после нас хоть потоп», глобальный капитал в отчаянии сможет покончить жизнь человечества на Земле. При нынешней раздробленности левого, в первую голову коммунистического, движений эта опасность может стать реальной. Марксов тезис «дело заключается в том, чтобы изменить его» в октябре 1917 в России выразился знаменитым ленинским лаконизмом: «вчера было рано, завтра станет поздно».

Классики не знали, например, общей исторической модели формаций (неизбежной, если формации обозначены общим термином не зря). Ну как, не кто-нибудь, а сам Александр Магдушевский мог допустить такую оговорочку (ничего себе!). Ведь он прекрасно знает речь Энгельса на похоронах Маркса с напоминанием о двух великих открытиях ушедшего гения. Одно из них - прибавочная стоимость продукта труда как выражение и мера эксплуатации капиталом наёмных работников, пролетариев физического и умственного труда. Второе – обнаружение закономерностей развития человечества, т.е. движения высшей формы материи – социальной. И это открытие послужило созданию формационной теории истории человечества от первобытнообщинного строя до всемирной бесклассовой ассоциации, где «свободное развитие каждого станет условием свободного развития всех». Сам Маркс это второе великое открытие считал особо важным. Не для А.А., которому, безусловно, хорошо известно знаменитое письмо Карла Маркса Иосифу Вейдемейеру от 5 марта 1852 (*1), а для читателей КЛ напомню ключевой фрагмент из него: «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определёнными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведёт к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов».

В формационной теории истории ярко проявлен закон отрицания отрицания, один из основных законов гегелевской диалектики, материалистически преобразованной Марксом. Первое великое отрицание – это стихийный скачок-снятие первобытного коммунизма античным рабовладельческим обществом, первой классовой формацией. Второе великое отрицание – это сознательно подготовленное и организованное революционное снятие всей 3-звенной (или 4-х, если считать азиатский способ производства, отросток античного) экономической классовой мега-формации. При этом второе отрицание не есть зеркальное отражение первого. В отличие от первого, происходящего стихийно, второе отрицание требует обязательной его предварительной осознанности субъектом революционного снятия капитализма, последнего эксплуататорского способа производства. Уже поэтому второе отрицание не зеркально отражает первое, а происходит на более высоком витке спирали диалектического развития. Но не только поэтому.

В отличие от первого отрицания, давшего начало развитию сменяющих друг друга классовых формаций, и от переходов между формациями, второе отрицание, революционным скачком снимающее последний классовый строй - капитализм в его последней стадии глобального империализма, сразу ликвидирует эксплуатацию пролетариата, экспроприируя частную собственность на средства производства, но не в состоянии столь же сразу превратить мировое сообщество в бесклассовую ассоциацию. Для этого необходима более или менее длительная переходная фаза. Функции этой фазы зарождающегося коммунизма подробно описаны Марксом в «Критике Готской программы» и Энгельсом в «Анти-Дюринге». Неминуемость переходной фазы неотъемлемо включена в марксистскую формационную теорию. Иногда, даже в левых кругах, возникает непонимание название, данное Марксом политической надстройке этой переходной фазы, - революционная диктатура пролетариата. Это проявилось, в частности, и на дебатах между А.В. Бузгалиным и М.В. Поповым 18.01.2019 (*2). Надо просто понимать, что термин «диктатура» может обозначать как содержание, так и форму государства.

Содержание всякого государства есть диктатура правящего (правящих) класса (классов), выражающаяся в отстаивании их интересов. При этом форма власти может иметь широкий спектр. Так, современные буржуазные государства демонстрируют многообразие форм, от развитой социальной демократии скандинавских стран до фашистской диктатуры муссолиниевского типа в Бразилии. Но везде законодательство в первую очередь отстаивает интересы буржуазии, допуская порой уступки другим социальным слоям, в том числе рабочему классу, добытые им в результате упорной классовой борьбы. А каковы коренные классовые интересы пролетариата, которые должна обеспечить его диктатура? Снять с себя классовость, содрать с себя все пережитки прошлых эпох: рабства, крепостничества, буржуазности, чинопочитания. Это своего рода кантовский категорический императив, диктат класса самому себе. И это самая широкая демократия для трудящегося большинства. И опять-таки, форма диктатуры пролетариата может быть разной. Это и власть рабочих советов, открытая в 1905 иваново-вознесенскими пролетариями, и комитеты защиты революции на Кубе, и пикетерос во время мощных выступлений рабочих Аргентины в 2001-02 гг.

Закончить эту вступительную часть заметок по поводу «Хрестоматийной борьбы» хотелось бы цитатой из «Анти-Дюринга» Ф. Энгельса о своеобразии государства диктатуры пролетариата, возникающего после свержения власти капитала, т. е. после революции в узком смысле: «Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества – взятие во владение средств производства от имени общества, - является в то же время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним и само собой засыпает. На место управления лицами становится управление вещами и производственными процессами. Государство не «отменяется», оно отмирает». (*3)

Поскольку я, как член исполкома РПК, имел прямое отношение к составлению ответа исполкома тов. Н. Мияо, я попытаюсь разъяснить А.А. Магдушевскому те места в нашем ответе, опубликованном в КЛ 4/18 (124), с которыми А.А. не согласен. Но сначала о названии работы т. Магдушевского. Оно явно носит характер иронии по поводу наших дискуссий с японскими товарищами. Но мне думается всё же, что в данном случае ирония не по адресу. Классовая борьба, особенно её тактика, всегда сообразуется с меняющейся действительностью. И грош–цена тем, кто готовит классовые выступления, опираясь только на исторические примеры успешно проведённых акций. Сейчас, например, тактика РПК, ленинградского отделения Левого фронта (надеемся, она будет поддержана и на ближайшем съезде ЛФ) руководствуется программой-минимум – сделать всё возможное в союзе с другими левыми силами для мобилизации масс с целью устранения власти олигархии, сросшейся с элитой бюрократии и силовых структур.

Перехожу к комментариям А.А. Магдушевского

«Письма РПК товарищу Н. Мияо». И сразу же натыкаюсь на невероятное: «…”открытие двухфазности коммунистической формации, обязательности переходной фазы”. Разъяснение Марксом фазности коммунизма – не открытие» (!!!). Для самого Маркса – открытие (см. цитированное во вступлении письмо к Вейдемейеру), для Энгельса – открытие, для всех коммунистов мира, для Коминтерна – открытие, а для А. Магдушевского – нет? Более того, – это вывод из всей формационной теории, исторического материализма, главным автором которого признан Маркс. Это такой же ключевой вывод из него, как E=mc² из специальной теории относительности. И самое смешное (если уместно здесь смеяться), что далее А.А. говорит о стадийности классовых формаций. Так их переходность, зарождение новой в недрах старой тоже входят в состав формационной теории Маркса: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она даёт достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого́ старого общества» (*4).Так что получается, Магдушевский противопоставляет Маркса Марксу?… Между тем, хорошо помню интересные работы, где Александр Андреевич описывает расцвет, апогей и упадок классовых формаций на примерах разных стран. Странная раздражительность этого же автора в «Хрестоматийной борьбе» частично, вероятно, объясняется столь же странным разделением «естества» и «искусственности» в исторических явлениях. При этом, вроде бы революции относятся им к «искусственному». А ведь революции – это локомотивы истории. Не правда ли, Александр Андреевич?

В только что приведённом тезисе Маркс имеет в виду смену классовых формаций. А двухфазность оказывается обязательной при революционном отрицании всей классовой мега-формации. И первая фаза, предкоммунизм, многостадийна: государство постепенно передаёт свои компетенции ассоциации свободных тружеников (по мере её «взросления» и, соответственно, его, государства, отмирания).

Каковы основные функции государства диктатуры пролетариата, возникшей в «слабом звене» империалистической цепи, если последующие в других странах революции окажутся подавленными, как это произошло в случае Советской России и СССР? Их несколько, если говорить предельно обобщённо: организационно-хозяйственная, культурно-воспитательная, развитие навыков самоорганизации и самоуправления производственных и иных коллективов и – при успехах в реализации перечисленных функций – создание привлекательного в мире образа развернувшегося движения из «царства необходимости» в «царство свободы».

Из перечисленных функций по-настоящему полно, особенно бурно в 1920-ые годы и до ухода из жизни А.В. Луначарского и А.М. Горького, выполнялась только культурно-воспитательная функция. Культурная революция прошла на всех этажах, от ликвидации безграмотности и изб-читален до высших мировых достижений в культуре и искусстве. Огромное внимание, начиная даже со времён Гражданской войны, уделялось развитию науки и качественного образования, созданию сети научных учреждений фундаментальной и прикладной науки по всей стране.

Что же касается вопросов самоуправления, то, несмотря на предложения Ленина постепенно покрыть страну сетью производительно-потребительных коммун, ничего в этом направлении не делалось, если не считать артели промкооперации. А коллективизация крестьянских хозяйств, опять-таки, несмотря на прямые ленинские указания проводить её исключительно на добровольных началах, осуществлялась преимущественно насильственными методами, что приводило к печальным последствиям.

Особо следует сказать о противоречивом выполнении экономической функции государства сталинского и постсталинского периодов. В Экономических проблемах социализма в СССР (*5) Сталин так сформулировал основной экономический закон социализма: «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники». Последнее есть серьёзная, принципиальная ошибка (или более, чем ошибка) И.В. Сталина. В ней кроется главное политэкономическое извращение сути переходного периода. Ибо она, эта формулировка, абсолютизирует, неправомерно превращая в основной закон, лишь одну из сторон одной из функций социалистического «не-совсем-государства». Она игнорирует другую, неотъемлемую от первой, сторону организационно-хозяйственной функции диктатуры пролетариата: максимальное раскрытие в ходе развития производительных сил творческого потенциала трудящихся, их инициативы, путём оптимального сочетания материальных и моральных стимулов труда.

Как же эта функция действовала на протяжении существования советского строя? Экономические достижения Советского Союза несомненны и колоссальны. Страна за несколько десятилетий, испытав огромные потери и тяготы страшной войны, прошла путь от сохи до космоса. Отечественная наука вышла на передовые рубежи почти во всех фундаментальных секторах знаний. Советский Союз стал второй сверхдержавой, центром мировой системы «реального социализма», обеспечив ядерно-космический паритет двухполюсного мира. Нельзя не сказать и о том, что сейчас вспоминается многими людьми с тоской о «счастливом советском прошлом». Были достигнуты некоторые элементы коммунистических общественных отношений – возможности получать по потребностям образование, включая высшее, медицинское обеспечение, развивать по потребностям технические, художественные, спортивные способности детей и взрослых и т.д. Таковы бесспорные плюсы «реального социализма».

Однако при всём этом однобокость, односторонность реализации организационно-хозяйственной функции пролетарского государства, игнорирование демократической сущности диктатуры пролетариата, которая должна пронизывать её снизу доверху, стала одной из главных причин краха «реального социализма». Все упомянутые и другие его достижения завоёваны мобилизационными, командно-административными методами, поначалу – с использованием рождённого Октябрём энтузиазма масс, но без опоры на широкий разворот инициативы, без сочетания, как учил Ленин, морального и материального стимулов. В лозунгах, в пропагандистских и агитационных статьях этого было с излишком, но на практике – нет. На практике – «инициатива наказуема», формально проводившееся социалистическое соревнование. В сталинские времена инициативу гасила атмосфера страха, в постсталинские – другие, более мягкие приёмы находила не контролируемая пролетариатом партгосбюрократия, узурпировавшая его власть, для сдерживания не санкционированных сверху инициатив. Чего стоит только проникнутое догматическим непониманием марксистской диалектики и прямых ленинских указаний тупое вмешательство цекистских бонз в развитие науки, отбросившее с передовых позиций отечественную биологию и приведшее к отставанию Советского Союза в электронной индустрии и информационных технологиях! Можно вполне обоснованно утверждать: именно из-за того, что не была развёрнута творческая инициатива масс, рабочих, инженеров, учёных, организаторов производства, что в этом главном отношении организационно-хозяйственная функция диктатуры пролетариата была атрофирована, Советский Союз лишился имевшегося у него бесценного резерва, который мог обеспечить победу над Западом в соревновании за производительность труда – реализацию ленинской мечты, достижение точки невозврата в прошлое. И никакого застоя бы не было. И реставрация капитализма не прошла бы.

Не мог не задеть упрёк в якобы «разделении партийных деятелей прошлого на «агнцев (Троцкий, Бухарин, Преображенский) и козлищ (Сталин и др.)» На это можно лишь одно сказать: у каждого из саркастически названных агнцами были ошибки и немалые, а не только большие заслуги. Но никто из них не стремился создавать в партии ли, в стране ли атмосферу страха.

Мне кажется, перелистал бы Александр Андреевич программу РПК, которую он, видимо, подзабыл, в другой тональности вышла бы его статья. Хочу напомнить хотя бы этот её фрагмент:

«Если Ленин стремился к власти самих трудящихся, то Сталин стремился к власти над трудящимися от их имени. Ленинский демократический централизм Сталин заменил централизмом бюрократическим.

РПК резко осуждает массовые репрессии, проводившиеся режимом Сталина, чтит память безвинно репрессированных, преклоняется перед мужеством тех коммунистов и беспартийных, кто выступил против этого режима в защиту ленинских норм партийной и государственной жизни» (*6).

И никак не могу согласиться с явным принижением значимости и субъектности косыгинской пятилетки 1966-70, лучшей по всем показателям из всех советских пятилеток. Был её свидетелем и никогда не забывал впоследствии ощущения радости от пребывания в командировках в г. Михайловка (Волгоградская обл., Себряковский цементный завод) или Спасске (Приморский край, тоже крупный цементный завод), когда рабочие, а не только инженеры и мастера с энтузиазмом встречали бригады научных сотрудников из Ленинграда и не только всячески помогали воплощать в технологическую практику научно-технические разработки, но очень часто предлагали разумные рационализации. Стоило в Москве заменить строго директивный план на индикативный, рекомендательный, - что нужно в основном, а как лучше («с бригад, цехов и далее вверх») – «решайте сами», и это дало колоссальный всплеск инициативы. Вполне понятно, что этот успех вдохновил молодых коммунистических руководителей Чехословакии, поддержанных Дубчеком, на рывок в сторону именно марксистского движения вперёд. И их радостно поддержали и делегаты съезда КПЧ (чего так испугался гостивший у них Брежнев), и рабочие, и интеллигенция страны. И Янош Кадар симпатизировал обещающим переменам в соседней стране. Они гармонировали с тем прогрессом в общественном движении, который был ощутим в Венгрии. И можно полагать: не будь уже столь развращена и, соответственно, реакционна кремлёвская номенклатура, то эта совместная советско-чехословацко-венгерская весна могла бы войти в резонанс и с парижской того времени… Но увы. А что касается конкретностей косыгинской пятилетки, могу порекомендовать А. Магдушевскому мой текст «Противоречия раннего застоя» (*7).

Было бы полезно и нам, и, думаю, А.А. Магдушевскому, чтобы он попытался хотя бы иногда, скажем, раз в год, выходить из самоизоляции в Заречном и приезжать на научные ноябрьские конференции. Мы стараемся – и иногда это удаётся – облегчать затраты. В очных дискуссиях можно легче устранять недопонимания.

*1) К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения. 2 издание, т. 28, с.427

*2) Уроки СССР: диктатура пролетариата или народовластие (дискуссия между проф. М.В.Поповым и проф. А.В.Бузгалиным)// «Альтернативы», №2/2019 (103), с. 102-151

*3) Ф. Энгельс Анти-Дюринг // К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения. Издание второе, т.20, с. 292

*4) К. Маркс. К критике политической экономии. Предисловие // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. 2 издание, т. 13, с.7

*5) Сталин И.В. Экономические проблемы социализма в СССР/Госполитиздат,1952

А.А. Магдушевский. Хрестоматийная борьба

И.Г. Абрамсон. Классовая борьба – не хрестоматийна. О критической работе А. Магдушевского «Хрестоматийная борьба».

А.А. Магдушевский. Продолжение полемики – не борьбы классов. К статье И.Г. Абрамсона «Классовая борьба – не хрестоматийная.

И.Г. Абрамсон. Завершение полемики.

А.А. Магдушевский. Продолжение полемики. Ответ на статью «Завершение полемики» И. Г. Абрамсона в КЛ 6/2019 (132)