АССОЦИАЦИЯ МАРКСИСТСКОГО ОБЩЕСТВОВЕДЕНИЯ
РОССИЙСКАЯ ПАРТИЯ КОММУНИСТОВ

Коммунист Ленинграда № 2/2019 (128)

Донское казачество в огне гражданской войны

(к столетней годовщине Вешенского восстания)

В истории Гражданской войны Вешенское восстание верхнедонских казаков весной 1919 года сыграло особую роль – оно не позволило большевикам завершить гражданскую войну на юге России летом 1919 года и создало предпосылки для самой опасной фазы войны - наступления на Москву армий Денинина, объединивших белогвардейское офицерство и большую часть казаков Дона, Кубани и Терека.

Вешенское восстание ярко отразило главную особенность Гражданской войны в России. Она состояла в том, что  наиболее жестокими и кровопролитными были бои в казачьих регионах России, и казаки Дона выступили как самая стойкая сила, сражавшаяся против большевиков.

     Причины этого лежали в аграрном вопросе – самом остром вопросе Русской революции. В казачьих регионах он стоял по-особому.

От Стеньки Разина до Февральской  революции 1917 г.

Казачество вошло в многовековую историю дореволюционной России прежде всего как ударная сила народных восстаний против крепостнического гнета. Самым крупным в допетровскую эпоху было восстание Степана Разина (1670-1671), которое стало ответом на закрепощение крестьян Соборным Уложением 1649 г. В эпоху Петра I реакцией на усиление крепостного гнета стало восстание Кондратия Булавина (1708). Против крепостного права было направлено и восстание Емельяна Пугачева (1773-1775). Все лидеры - донские казаки. Идеология восстаний глубоко демократична: восставшие сражались за Землю и Волю, за счастье народных масс.

В начале ХХ века казачество проявляет себя по-иному: как главная карательная сила – царские опричники, которые нагайками разгоняли демонстрации рабочих и студентов в городах, пороли крестьян в деревнях. В период первой русской революции 1905-1907 гг. таких примеров были тысячи[1]. Да и раньше роль казачества  как опоры режима проявилась многократно. Уже  с 1902 г. в России шла локальная гражданская война, начавшаяся крестьянскими бунтами на Полтавщине.  В тот год к выполнению полицейских функций по стране привлекалось почти 2/3 всей кавалерии,  расположенной в Европейской части империи (295 эскадронов и сотен). Ударной силой были казачьи части.  В 1903 г. привлекались 241  эскадрон  и сотня. [2] Вплоть до 1917 г. казачество играло роль главной репрессивной силы в царской России.

Основная причина очевидна: четырехмиллионное казачество находилось в привилегированном положении по отношению к стомиллионному российскому крестьянству в главном – в земельном –  вопросе, и не приняло взгляда крестьян на пути его решения. В начале ХХ века на фоне растущего земельного голода крестьяне стали требовать уравнительного передела всей земли. В 1905 – 1907 гг. эти требования сопровождались разгромами помещичьих имений и проектами аграрных законов, которые крестьянские депутаты вносили в Государственную Думу. Казачество в своей массе не сочувствовало требованиям крестьян, проецируя их на свои регионы, где земельное противостояние казаков и крестьян также обострялось. К 1917 г. в Области Войска Донского казаки составляли примерно 47% населения (1,5 млн.), но на мужскую душу у них в среднем приходилось 12,8 десятины пахотных и иных земельных угодий (или по 52 десятины на казачий двор). Среди казачества доминировали середняки – 51,6% хозяйств. Зажиточные составляли 23,8%, бедняцкие – 24,6%.  Донские коренные крестьяне (0,9 млн.- бывшие крепостные местных помещиков) имели по 1,25 десятины земли на мужскую душу. Так называемые иногородние крестьяне (1,12 млн. чел., прибывших на Дон после отмены крепостного права) имели по 0,06 десятины на мужскую душу. Большинство крестьян либо арендовали казачью землю, либо работали у них батраками[3].

От Февраля к Октябрю

К февралю 1917 г. старая власть была скомпрометирована военными неудачами и растущими экономическими трудностями. Поэтому уже в первые февральские дни в Петрограде казаки вяло разгоняли демонстрантов, а в ряде случаев прямо отказались это делать. После того как солдаты столичного гарнизона 27 февраля подняли восстание, казачьи части саботировали приказы, направленные на его подавление. Важную роль сыграло то обстоятельство, что восстание рабочих и солдат возглавила Государственная Дума. Престиж Думы оказался выше, чем «наивный монархизм» казачьей массы. Ни фронтовое казачество, ни казачьи регионы  не встали на защиту свергнутого монарха.

В то же время большая часть казачества встретила Февральскую революцию настороженно, понимая, что теперь крестьяне будут требовать передела земли. Уже в конце марта в Петрограде представители 11 казачьих войск провели I Общеказачий съезд, на котором объявили все казачьи земли историческим достоянием казачества и его неприкосновенной собственностью[4].

В то же время казаки были готовы на определенные уступки крестьянам. С 26 мая по 18 июня в Новочеркасске, столице Области Войска Донского, работал I Большой войсковой круг, которым постановил, что все частновладельческие земли подлежат отчуждению и идут на наделение коренных крестьян. Интересы миллиона иногородних крестьян Дона круг игнорировал. Это была попытка расколоть крестьян, противопоставив коренных иногородним.

Летом 1917 г. казачество в целом демонстрировало лояльность Временному правительству. В июльские дни в Петрограде казаки выступили против вооруженной демонстрации части войск гарнизона. Казачьи части постоянно привлекались для борьбы с крестьянскими и солдатскими «волнениями». Вот что об этом писал казачий генерал С.В. Денисов: «К началу мая месяца около 24 казачьих полков (главным образом Донских) занимались ловлей дезертиров по тылам армейских районов и обратились в  ж. д. стражу на протяжении многих сотен верст, покрыв весь тыл «казачьими комендантами». К июлю месяцу это выполняли только казаки, т.к. уже и кавалерия была с красными тряпками, и на эту работу было отвлечено 39 казачьих полков» [5].  Такая «работа» осложняла отношение казаков с солдатами. Вот что писал по этому поводу заместитель атамана Войска Донского М.П. Богаевский: «Казачьи полки охраняли фронты, удерживали брошенные позиции, разоружали полки и т.д. Все это солдатскую массу настроило крайне враждебно к казакам. Как в 1905 году среди крестьянства, так и в 1917 году среди солдат казаки стали предметом ненависти»[6]. Впрочем, к осени казаки особого рвения в выполнении карательных функций не проявляли.

Тем не менее, когда генерал Л.Г. Корнилов попытался в конце августа 1917 г. установить военную диктатуру, он привлек к операции только казачьи и Туземную («Дикую») дивизии. Мятеж Корнилова провалился, и одной из причин провала стала резко проявившаяся разница в настроениях казачьего офицерства и рядового казачества. Если офицеры четко представляли себе цели мятежа, то рядовые казаки не знали, что цель похода  - захват столицы против воли Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Как только об этом стало известно, казачьи и туземные полки остановились на подступах к Петрограду, отказавшись  исполнять приказания своих офицеров[7].

В  октябрьские дни вооруженного восстания в Петрограде три конных полка донских казаков, расквартированных в столице, не вышли на защиту Временного правительства под предлогом отсутствия пехоты, а вечером 25 октября рядовые казаки просто заявили, что: 1) приказов Временного правительства выполнять не станут; 2) против Петроградского Совета не выступят;  3) готовы нести охрану города, как при прежней власти [8]. Три сотни казаков, ранее выделенных на охрану Зимнего дворца, покинули дворец, не дожидаясь штурма.  Через несколько дней казаки не поддержали мятеж юнкеров в Петрограде, оставшись в казармах. Попытка А.Ф. Керенского повести на Питер казаков генерала П.Н. Краснова также обернулась крахом [9]. Краснов смог собрать лишь 7 сотен казаков, которые, понеся незначительные потери (3 убитых, 28 раненых), заключили соглашение с большевиками. Краснов был привезен в Смольный и отпущен под честное слово не воевать против Советской власти. Этот жест примирения со стороны Советского правительства не был случайным. Ленин не хотел обострять отношения с казачеством.

Еще более важный жест был сделан чуть раньше, на II Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов. Ленин понимал, что земельный вопрос в казачьих регионах чреват кровавой войной, и поэтому к Декрету о земле, составленному на основе крестьянских наказов, дописал последнюю строчку: «земли... рядовых казаков не конфискуются»[10]. Это был курс на то, чтобы провести аграрную реформу только за счет изъятия излишков земли у богатых казаков и тем избежать войны с казачеством.

Каледин и его разгром

Генерал А.М. Каледин, избранный летом 1917 атаманом Войска Донского, отказался признать переход власти в руки Советов, а также декреты о земле и  мире. Он ввел на Дону военное положение и запретил вывоз в русские губернии хлеба и угля. Казачьи верхи захватили власть, несмотря на то, что казачество составляло менее половины населения Донской области. Попытки рабочих Ростова и шахтерских поселков установить советскую власть в конце ноября были подавлены силой оружия. Каледин сделал это при активном участии отрядов Добровольческой армии, которую формировали на Дону генералы М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов. Около 500 офицеров и юнкеров разгромили рабочих Ростова, расстреляв 62 захваченных рабочих-красногвардейцев. В декабре калединцы расстреляли 73 шахтера Ясиновского рудника, пытавшихся отстоять свой Совет. Это были первые массовые расстрелы на Дону, но они не принесли победу  Каледину.  

Большинство казаков, вернувшихся  с фронта, не поддержали атамана. В январе 1918 г. в станице Каменской представители 21 казачьих полков провели съезд фронтового казачества, отвергли власть Каледина и создали Донревком во главе с подхорунжим Ф.Г. Подтёлковым.  На защиту атамана встали  малочисленные добровольческие отряды казацкой интеллигенции, из которых выделялся отряд есаула В. Чернецова, состоящий из донских юнкеров и студентов. Поскольку эти отряды не принадлежали к регулярным казачьим полкам, их называли партизанами. 17 января 1918 г. Каледин вступил с делегацией Донревкома в переговоры, а сам тайно бросил на Каменскую отряд Чернецова. В эти январские дни чернецовцы и присланный им в помощь отряд офицеров Добровольческой армии расстреляли более 300 красноармейцев, попавших в плен в ходе боев на станциях Лихая и Гуково[11]. Расстрелы пленных и участие в боях офицеров вызвали возмущение казаков-фронтовиков, которые до этого уклонялись от  боевых столкновений с калединскими отрядами. 21 января отряд Чернецова был разбит казаками Донревкома под станцией Глубокая.

В эти же дни под Ростовом  были разбиты и отряды корниловцев. Корнилов издал приказ: пленных не брать, что придало боям ранее невиданное взаимное ожесточения. Жестокость Корнилову не помогла. Спасаясь от полного разгрома, он решил увести свой отряд на Кубань.  Атаман А.М. Каледин, узнав об этом и обнаружив, что защищать его правительство в Новочеркасске готовы всего 147 казаков, 29 января 1918 г. застрелился.

Вскоре в Новочеркасск вошли красные, и десятки активных калединцев были расстреляны. Среди них – сменивший Каледина войсковой атаман генерал А.М. Назаров, который принимал личное участие в жестоком подавлении восстания рабочих Ростова. После этого он был назначен Походным атаманом и руководил борьбой против красных войск[12].

На Дону установилась Советская власть. Она установилась и на Кубани, где красные разбили корниловские отряды, а сам Корнилов погиб при неудачном штурме Екатеринодара в марте 1918 г. Большинство кубанских казаков корниловцев не поддержали. Эти события  побудили Ленина заявить, что гражданская война в России в основном уже закончилась:  «в главном, задача подавления сопротивления эксплуататоров уже решена в период с 25 октября 1917 г. до (приблизительно) февраля 1918 г. или до сдачи Богаевского. На очередь выдвигается теперь, как очередная … задача — организовать  управление Россией»[13]. Ленин прямо связывал свой вывод с ситуацией на Дону, считая концом войны «сдачу Богаевского», сподвижника Каледина, главу Донского правительства.

Весна 1918 года: восстание задонских станиц

Весной часть донских крестьян, опираясь на Декрет о земле и январский Закон о социализации земли, приступили к обработке войсковой запасной земли и перестали платить за аренду земли богатым казакам Задонья. В ответ зажиточное казачество взялось за оружие. В станице Нижне-Курмоярской были убиты около 1000 крестьян, в селе Песчанокопском – 600, в станице Платовской – 317 человек.  К концу апреля восстание охватило 10 богатых задонских станиц. Однако более 120 станиц соблюдали нейтралитет. Большинство казаков, особенно в станицах Верхнего Дона, не были готовы поддержать восстание казацкой верхушки.

И для того чтобы придать восстанию характер борьбы за интересы всех казаков, зажиточные казаки широко распространяют реальные и вымышленные истории о том, как красные обижают и притесняют казаков. Реальные истории тоже были. Как правило, речь шла о реквизициях продовольствия для голодающих городов России. К ним добавляли вымышленные истории о массовых расстрелах казачьих офицеров и «зверствах» пришлых красноармейцев.

В конце апреля весь Дон облетел слух о безобразном поведении бойцов Тираспольского отряда советских войск в хуторе Сетраковский Мигулинской станицы. Основу отряда составляли 74-й Ставропольский пехотный полк и 5-й Заамурский конный полк, всего около 2 тыс. человек. Отряд под натиском немцев отступал из Украины на Дон, направляясь в Царицын[14]. После ночлега в хуторе красноармейцы продолжили путь на станцию Калач, чтобы затем поездом попасть в Царицын. Однако вскоре отряд был окружен и уничтожен казаками. Эти события так описаны М.А. Шолоховым в романе «Тихий Дон»:

«Разложившиеся под влиянием уголовных элементов, обильно наводнивших собою отряд, красногвардейцы бесчинствовали по дороге... расположившись на ночевку под хутором Сетраковом... начали резать овец, на краю хутора изнасиловали двух казачек, открыли беспричинную стрельбу на площади... А в это время трое верховых казаков, высланных из хутора, уже поднимали в окрестных хуторах сполох. Ночью в потемках седлали казаки коней, снаряжались... и стягивались к Сетракову... На заре с гиком со всех сторон опрокинулись на красногвардейцев конные казачьи лавы... Через час завершено было дело: отряд разгромлен дотла, более двухсот человек порублено и постреляно, около пятисот взято в плен»[15].

Как это не удивительно, Шолохов в конце 1920-х годов верил в миф, созданный казачьей верхушкой Мигулинской станицы, и воспроизвел его на страницах своего романа. Впрочем, это не единственный случай. Шолохов часто опирался на рассказы казаков и донские газеты того времени, в которых было много предвзятых историй.

А реальные события были такими. Никаких насилий красноармейцы в хуторе не совершали. В тот самый момент, когда под влиянием верхушки в Мигулинской станице принималось решение уничтожить тираспольский отряд, туда пришла телеграмма, в которой говорилось, что в хутор «прибыла кавалерия, артиллерия и пехота, ведут себя спокойно, никого не обижают, за все платят»[16]. Утаив эту телеграмму, казачья старшина подняла казаков окрестных станиц и хуторов. Атаке на тираспольский отряд предшествовал обман. Казаки потребовали у красноармейцев сдать оружие. Они сослались на формальное распоряжение Советского правительства разоружать отряды, выходившие с Украины, с тем чтобы не дать германцам повод их преследовать на территории РСФСР. Такое распоряжение действительно существовало, и было послано телеграммой за подписью Ленина во все Советы пограничной зоны [17]. Поверив, что казаки действуют законно и пропустят отряд на Калач, пехота оружие сдала. Конный полк отказался и прорвался сквозь кольцо казаков. После этого казаки порубили пехоту. Так казачья верхушка кровью повязала казаков десятка верхнедонских станиц [18].

Не менее громкая история случилась через несколько дней 11 мая, когда генерал Алферов, избранный окружным атаманом Верхне-Донского округа, отдал приказ  уничтожить отряд председателя СНК Донской советской республики Ф.Г. Подтелкова. У хутора Пономарев казаки путем обмана разоружили отряд, пообещав свободный проход к станице Краснокутской, а затем расстреляли 78 бойцов отряда. Подтелкова и его соратника М. Кривошлыкова повесили. Для оправдания этой акции был использован миф о том, что Подтелков виновен в «зверской расправе» с пленённым В. Чернецовым и 40 юнкерами его отряда в конце января 1918 г. под станцией Глубокая.

Миф «о зверской  расправе» воспроизвел в своем романе и Шолохов:

«Подтелков, тяжело ступая по проваливающемуся снегу, подошел к пленным. Стоявший впереди всех Чернецов глядел на него, презрительно щуря лукавые отчаянные глаза …

— Попался… гад! — клокочущим низким голосом сказал Подтелков … .

— Изменник казачества! Подлец! Предатель! — сквозь стиснутые зубы зазвенел Чернецов. …Последующее разыгралось с изумительной быстротой. Оскаленный, побледневший Чернецов, прижимая к груди кулаки, весь наклонясь вперед, шел на Подтелкова. С губ его, сведенных судорогой, соскакивали невнятные, перемешанные с матерной руганью слова… 

— Но-о-о-о… — как задушенный, захрипел Подтелков, кидая руку на эфес шашки. … всем корпусом поворачиваясь вправо, приседая, вырвал из ножен шашку и, выпадом рванувшись вперед, со страшной силой рубнул Чернецова по голове.

… Ткнувшись о тачанку, он повернулся к конвойным, закричал выдохшимся, лающим голосом:

— Руби-и-и их… такую мать!! Всех!.. Нету пленных… в кровину, в сердце!!

Лихорадочно застукали выстрелы…»[19]

Реальные обстоятельства смерти Чернецова и судьба его отряда были иными.  Команды зарубить пленных чернецовцев глава Донревкома не давал. Три десятка юнкеров, произведенных Чернецовым в офицеры прямо на поле боя, были взяты в плен вместе со своим командиром и отправлены в тыл. Но они смогли бежать от небольшого конвоя, растерявшегося из-за неожиданного появления  неизвестного бронепоезда. 15 человек в ту же ночь добрались до своих, 5 были захвачены конвоем и доставлены в станицу. Судьба остальных неизвестна. Чернецов бежал в родную станицу, но был тут же выдан одностаничниками и попал в руки Подтелкова. Поскольку Чернецов был ранен в ногу, Подтелков посадил его на коня. Они ехали рядом и ругались. При аресте Чернецова не обыскали, и в удобный момент он попытался сбежать: выхватил из полушубка маленький пистолет и в упор выстрелил в Подтелкова. Но произошла осечка или в стволе не было патрона. Подтелков выхватил шашку и зарубил Чернецова, не дожидаясь второго выстрела. Об этом оставшиеся в живых чернецовцы написали в эмиграции [20]. Впрочем, они изложили разные версии событий, в том числе и ту, что Чернецова зарубил не Подтелков, а другой казак, догнавший его в степи во время побега[21].

Неожиданная решимость верхнедонской казачей верхушки разгромить тираспольский отряд и повесить Подтелкова была обусловлена важным событием: германские войска, занявшие Украину по договору с Центральной радой, 25 апреля вошли в Донскую область, ссылаясь на нерешенность вопроса о границах между Украиной и Доном. Приход германцев воодушевил зажиточное казачество. «В эти же дни, - свидетельствует генерал С. Денисов, в Луганском районе, казаки, при помощи немцев, свергли комиссаров. Установив с немцами меновую торговлю донского хлеба на немецкое оружие – казаки упрочили свое положение»[22]. 29 апреля немцы перерезали железную дорогу на Воронеж, 1 мая заняли Таганрог, а 8 мая – Ростов. Без германской интервенции, зажиточное казачество не имело шансов свергнуть Советская власть на Дону, что прямо признал новый донской атаман П.Н. Краснов: «Без немцев Дону не освободиться от большевиков»[23].

Краснов и «Всевеликое войско Донское»

16 мая малым числом восставших станиц, собравших «Круг спасения Дона», генерал П. Краснов был избран новым атаманом и провозгласил Дон независимой казацкой республикой «Всевеликое войско Донское». В первом приказе он так определил роль немцев: «Вчерашний внешний враг, австро-германцы, вошли в пределы войска для борьбы в союзе с нами с бандами красногвардейцев и водворения на Дону полного порядка»[24].

Краснов отправил императору Вильгельму II письмо с просьбой о признании независимости Дона и военной помощи.  Помощь была оказана и оплачена поставками продовольствия. Под нажимом Берлина Киев 29 июля признал дореволюционные границы Донского войска, отказавшись от претензий на Таганрог и Таганрогский округ, ранее входивших в состав Екатеринославской губернии, но в 1887 г. переданные Донской области [25].

Краснов провел мобилизацию казаков 25 возрастов, связав станицы круговой порукой. За отказ воевать против красных Краснов приказал лишать казаков земли и сословных прав, высылать из станиц. Круг спасения Дона постановил: «Всех казаков, участвующих в советских войсках и большевистских организациях, исключить из казачьего сословия по приговорам подлежащих станичных обществ»[26]. Это и был первый этап расказачивания на Дону. Таких расказаченных казаков и членов их семей было около 30 тыс.[27]

К осени в Донскую армию набрали 27 тыс. пехотинцев, 30 тыс. кавалеристов, 175 орудий, 610 пулеметов, 20 самолетов и 4 бронепоезда[28].  Армию надо было кормить,  и Краснов обрушил всю тяжесть реквизиций на крестьян. По свидетельству белого генерала А.И. Деникина «в районах преимущественного расселения иногородних – Ростовском, Таганрогском и Донецком округах крестьянские села стонали под бременем самоуправства, реквизиций, незаконных повинностей, поборов, чинимых местной администрацией» [29].

Крестьяне отвечали восстаниями, и по признанию Краснова «там, где были крестьянские слободы, восстания против казаков не утихали»[30].

Следует особо подчеркнуть, что Краснов силой заставил большинство казаков, державшихся нейтралитета [31], вступить в борьбу с Советской властью на Дону, а затем втянул их в войну за пределами Донской области. Войсковой круг указом от 18 августа 1918 г. повелел Донской армии «для наилучшего обеспечения наших границ... выдвинуться за пределы области, заняв города Царицын, Камышин, Балашов, Новохоперск и Калач в районах Саратовской и Воронежской губерний» [32].  Захват Царицына имел стратегическое значение: лишал красных возможности получать хлеб и нефтепродукты по Волге.

Летом 1918 г. регулярная Красная армия только создавалась, и ее первые отряды были направлены в Поволжье, где мятеж чехословацкого легиона отрезал центральные губернии от хлеба Поволжья, Урала и Сибири. Это позволило казакам Краснова осенью захватить часть территорий южных русских губерний и ограбить их. Без права на «добычу» казаки не хотели переходить границы Войска Донского. В сентябре красные создали Южный фронт, который прикрыл южнорусские губернии.  В составе частей Южного фронта было около 20% красных казаков от общего числа боеспособных, в основном – казачья беднота.  Осенью Донская армия понесла большие потери. В октябре Краснов  признал,  что за последние два месяца в армии выбыло из строя 40% рядовых казаков и 80% офицеров [33].

В ноябре 1918 г. Германия капитулировала на Западном фронте. Немцы покинули Дон и Украину. В декабре казаки станиц, расположенных в верховьях Дона, стали сдаваться или просто оставлять фронт. Красные всем сдавшимся рядовым казакам обещали прощение.  В декабрьской листовке Донбюро РКП(б) говорилось: «Если же вы одумаетесь, прекратите братоубийственную войну, то спасете свою жизнь. Вам будут прощены ваши невольные и бессознательные ошибки и грехи против народа, и вы тоже получите право на свободную трудовую жизнь»[34]. Более того, 31 декабря председатель Реввоенсовета Республики Л. Троцкий издал приказ об освобождении от наказания офицеров Донской армии при их добровольном переходе на службу народу в военные или гражданские ведомства[35].  К 1 марта  из 56 тыс. бойцов  Донской армии  на сторону большевиков перешли 16 тыс.

Богатые низовские казаки (15 тыс.) отступили за Дон. Войсковой круг отправил Краснова в отставку. Вскоре он уехал в Германию. Атаман всплывет 22 июня 1941 г. когда из Берлина обратился с воззванием: «Я прошу передать всем казакам, что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Гитлеру».  Летом 1942 г., когда немцы шли через донские земли к Волге, он обратится к донским казакам с другим воззванием: «Помните, вы не русские, вы казаки, самостоятельный народ. Русские враждебны вам»[36].

В период власти Краснова белоказаки безжалостно расправились с теми крестьянами, кто посягал на казачью землю. И не только с ними. По указу Войскового круга всех казаков, добровольно вступивших в ряды красных и попавших в плен, казнили. Казнили на месте командиров и комиссаров, агитаторов, матросов, евреев и латышей. Было много случаев зверской расправы с пленными. Во время «красновщины», то есть с мая 1918-го по февраль 1919 года, на Дону было истреблено не менее 45 тысяч сторонников Советской власти»[37]. 

6.  Расказачивание. Красный террор

Разбив армию Краснова и вернувшись домой, красные не смогли удержаться от мести. Ненавистью к белоказакам были проникнуты значительная часть высших руководителей РКП(б) и местных большевиков во главе с Сергеем Сырцовым.

Оргбюро ЦК РКП(б), заслушав вопрос о партийной работе на Дону, 24 января 1919 г. приняло секретное циркулярное письмо, в котором в отношении ко всем казачьим районам предписывалось «признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления». Однако этим авторы не ограничивались. В письме ставилась задача «провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью» [38]. Очевидно, что призыв к массовому террору по отношению и к тем казакам, которые принимали лишь косвенное участие в борьбе с Советской властью, был грубой политической ошибкой, поскольку речь шла о большинстве населения.  К тому же это нарушало ранее данные обещания не преследовать тех казаков, которые добровольно покинули Донскую армию.

В тоже время письмо содержало и такие строки: «К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти» (одной из главных мер считалось полное разоружение казачества). Из этих строк следовало, что террор на среднее казачество директивой автоматически не распространялся. Однако это не снимало проблемы проведения массового террора в отношении к тем, кто служил у Краснова, а они составляли до 80% боеспособного населения казачьих станиц. Нечеткость директивы открывала возможность ее разного толкования.

Четвертый пункт директивы  требовал «уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях». Это требование было уже официальной установкой на проведение «расказачивания». Напомним, что формально все сословия  и связанные с ними привилегии в России были уничтожены декретом ВЦИК и СНК "Об уничтожении сословий и гражданских чинов», который был принят 11(24) ноября 1917 г. Если исходить из буквы декрета, то с момента его издания казаки и крестьяне имели равные права и обязанности. И юридически «расказачивание» уже состоялось. Казаки стали одной из групп в рамках русского народа со своей особой историей и культурой, но с равными правами. На деле равенства не было: весной 1918 г. казачество не позволило крестьянам провести уравнительный передел и начало войну против Советской власти. Большевики, отвоевав большую часть Дона зимой 1919 г., оказались перед проблемой: как быть с донской землей? Оставить ее казакам или переделить, как это уже сделали все крестьяне в России? Два миллиона донских крестьян, коренных и иногородних ждали, что скажет Советская власть.  И директива уравнивала их с казаками в главном земельном вопросе. Более того, она предписывала «Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли»[39].  Отметим, что октябрьский тезис Ленина о том, что земли рядовых казаков не конфискуется, в циркулярном письме Оргбюро не упоминался.

В литературе не раз дебатировался вопрос об авторах январской секретной директивы. Документы говорят по этому поводу следующее. Директива была утверждена созданным только 16 января Оргбюро ЦК РКП б в составе Я. М. Свердлова, Н.Н. Крестинского и М.Ф. Владимирского. Автор текста  не указан. Самым влиятельным членом Оргбюро на тот момент был Свердлов, и именно он подписал сопроводительное письмо при рассылке вышеупомянутой директивы. Так что он, как минимум, был знаком и согласен с ее текстом. Более того, Свердлов отправил этот документ от имени ЦК партии, на что Крестинский и Владимирский сами бы не решились. Получил ли санкцию Свердлов на такую подпись? Судя по имеющимся документам, Политбюро ЦК большевиков этот вопрос не рассматривало. Не было его и в повестке заседания ЦК, которое состоялось 16 января [40]. Можно предположить, что Ленин и другие лидеры большевиков не были осведомлены о деталях январской директивы, которая, по сути, меняла прежний курс партии на раскол казачества и сохранение земли в руках трудовых казаков. Есть сведения, что Троцкий, председатель РВС Республики,  не знал о подготовке и принятии такой директивы. Однако, несомненно, и другое: Ленин и Троцкий видели в зажиточном казачестве смертельного врага революции. Это позволяло членам Оргбюро считать, что они действуют в рамках общего курса ЦК. Отметим, что Ленин ни разу не заявил о том, что директива была принята без его ведома. Негативно относился к казакам и И. В. Сталин, который  в 1918 г. руководил обороной Царицына.

На основании январского письма из ЦК Реввоенсовет Южфронта (И. Ходоровский, В. Гиттис) разработал и отправил 7 февраля  на места «Инструкцию к проведению директивы ЦК РКП(б) о борьбе с контрреволюцией на Дону», в которой всем учрежденным приказом Реввоенсовета Южфронта ревкомам  и временным полковым военно-полевым трибуналам предписывалось «через посредство опроса так называемых иногородних, а также путем массовых обысков в занимаемых станицах и хуторах и вообще всяких селениях на Дону обнаруживать и немедленно расстреливать:

а) всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам или по назначению: окружных и станичных атаманов, их помощников, урядников, судей и проч.;

б) всех без исключения офицеров красновской армии; 

в) вообще всех активных деятелей красновской контрреволюции;

г) всех без исключения агентов самодержавия, приютившихся на
Дону, начиная с министров и кончая полицейскими;

д) активных представителей российской контрреволюции …;

е) всех без исключения богатых казаков;

ж) всех, у кого после объявленного срока о сдаче оружия таковое
будет найдено…».

В то же время в инструкции говорилось: «Террор против таких групп, прежде всего против среднего казачества, не должен быть, однако, единственным средством нашей борьбы за укрепление советского режима. Одновременно среди среднего казачества должна вестись интенсивная политическая работа, имеющая своей задачей расколоть эту социальную группу и часть ее определенно привлечь на сторону Советской власти» [41].

Понятно, что на фоне массовых расстрелов всех офицеров и выборных лиц в станицах привлечь середняков на сторону советской власти было трудно.

Против январской директивы сразу выступил член ЦК РКП(б), член РВС Республики и РВС Южного фронта Г.Я. Сокольников, который 10 февраля направил Ленину и Свердлову телеграмму: «...Пункт первый директивы не может быть принят ввиду массовой сдачи казаков полками, сотнями, отдельными группами. Сокольников»[42]. Телеграмма осталась без ответа.

Директива ЦК оказала влияние и на вопрос о привлечении сдавшихся казаков в Красную армию. 24 февраля Троцкий и Вацетис телеграфировали Реввоенсовету Южного фронта: «Требовать безусловной сдачи оружия и выдачи своих командиров. О приеме в нашу армию не может быть и речи» [43].

Основной удар красного террора пришелся на освобожденные станицы Верхнего Дона, которым припомнили расправу над тираспольским отрядом, казнь Подтелкова, грабежи и насилия в русских губерниях. О масштабах красного террора на Дону нет точных данных. С. Сырцов  сообщал в ЦК, что в Вешенском районе (в марте казачьи округа были переименованы в районы и Верхне-Донской округ стал называться Вешенским районом) в ходе репрессий было расстреляно около 600 чел. [44]. Писатель Михаил Шолохов дает цифру в 400 человек только за 6 дней. Шолохов и Сырцов не могли быть свидетелями событий и опирались на те слухи, которые до них доходили. Их данные явно преувеличены. По данным  эмигранта П. Григорьева, беженца из Мигулинской станицы, по решению трибунала в Вешенском районе было расстреляно: в станице Казанской 87 казаков, в станице Мигулинской — 64, Вешенской — 46, Еланской — 12. Бывший окружной атаман З. А. Алферов писал, что в Вёшенской, «конечно, не обошлось и тогда без расстрелов, но расстреляны были на этот раз только единицы». Генерал считал, что из жителей самой станицы расстреляли всего 10 человек. Посылая белогвардейцам списки расстрелянных, мятежники вывели под графой «Вёшенская» 12 фамилий [45].

Эти сведения заставляют с осторожностью относиться к той информации, который привел М. Шолохов  в письме к Горькому, опираясь на рассказы вешенских казаков.

Из письма М. Шолохова М. Горькому. Ст. Вешенская, 6 июня 1931 г.: «Не сгущая красок, я нарисовал суровую действитель­ность … причем сознательно упустил такие факты …  как бессудный расстрел в Мигулинской ста­нице 62 казаков-стариков или расстрелы в станицах Казан­ской и Шумилинской, где количество расстрелянных каза­ков (выборные хуторские атаманы, георгиевские кавалеры, вахмистры, почетные станичные судьи, попечители школ и проч. буржуазия и контрреволюция хуторского масштаба) в течение 6 дней достигло солидной цифры — 400 с лишним человек» [46].

Следует учесть и результаты работы Следственной комиссии, которую образовал генерал Деникин после занятия Дона. Комиссия установила, что от красного террора на Дону со второй половины 1918-го по конец 1919 г. погибли 3442 чел. Эта цифра на порядок ниже числа жертв красновского террора. 

Какова бы ни была эта статистика, нет сомнений в том, что красный террор на Дону сопровождался преступными эксцессами. Об этом говорят свидетельства современников из числа сторонников Советской власти. Они показывают, что большинство эксцессов совершались  людьми, обожженными огнем гражданской войны, которая на Дону приняло особо жестокие формы. В то же время нельзя не отметить, что ряд историй, наиболее одиозных и часто цитируемых в литературе, основаны на слухах, не подтвержденных убедительными доказательствами. Вот один из примеров такого рода:

Из материалов Ю. В. Трифонова [47]. "Богуславский, возглавлявший ревком в станице Морозовской, в пьяном виде пошел в тюрьму, взял список арестованных, вызвал по порядку номеров 64 сидевших в тюрьме казаков и всех по очереди расстрелял. ... И в дальнейшем Богуславский и другие члены ревкома проводили такие же массовые расстрелы, вызывая казаков в ревком и к себе домой. Возмущение этими бессудными расстрелами было так велико, что, когда в станицу переехал штаб 9-й армии, политотдел этой армии распорядился арестовать весь состав Морозовского ревкома и провести следствие. Была выявлена страшная картина диких расправ с жителями станицы и окрестных хуторов. Только во дворе Богуславского обнаружили 50 зарытых трупов расстрелянных и зарезанных казаков и членов их семей. Еще 150 трупов нашли в разных местах вне станицы. Проверка показала, что большинство убитых ни в чем не было виновно, и все они подлежали освобождению"[48].

Трудно поверить в историю о том, что В. Богуславский (местный житель, рабочий, большевик с дореволюционным стажем, член ЦИК Донской республики в 1918 г.) у себя во дворе закопал 50 трупов зарезанных им казаков, женщин и детей. Еще труднее поверить в то, что и другие члены ревкома вызывали казаков к себе домой и там их расстреливали. Все члены ревкома были местными жителями и прекрасно понимали, что в условиях далеко не законченной гражданской войны такие их действия станут смертным приговором для них и для их семей в случае прихода белых.  Источником этого рассказа был июньский доклад члена Казачьего отдела ВЦИК M. Данилова, который сам не был свидетелем событий. По версии Данилова «на квартире Богуславского в сарае были зарыты 67 трупов» [49].  Практическая невозможность и абсолютная бессмысленность захоронения 67 человек в сарае собственного дома, на наш взгляд, не требует подробного анализа. Тем не менее, эксцессы красного террора, конечно же, имели место и не могут быть оправданы тем фактом, что красный террор был ответом на белый террор эпохи Краснова.

Важно отметить и другое. Во многих станицах установки циркулярного письма, инструкции РВС Южфронта и Донбюро не выполнялись. Местные коммунисты и сторонники советской власти не допустили массовых расстрелов офицеров, выборных лиц станичного управления и других авторитетных людей. Земли рядовых казаков также не подверглись конфискации. Известны случаи прямого вмешательства и военных властей, которые противодействовали террору. Об этом докладывал в ЦК Сырцов: «Проведению террора мешало противодействие 8-й армии»[50].

Красный террор был меньше, чем белый, но он уничтожил возможность закончить Гражданскую войну на Дону к лету 1919 г.

7. Вешенское восстание

Результатом красного террора стало восстание в Вешенском районе. Оно вспыхнуло 12 марта и охватило весь бывший Верхне-Донской округ, часть Хоперского и Усть-Медвицкого. Боевые силы восставших насчитывали до 30 тыс. штыков и сабель. Идейная программа предвосхищала лозунги кронштадцев 1921 г. В воззвании "Ко всему трудовому народу Дона!" повстанцы разъясняли: «Восстание поднято не против власти Советов и Советской России, а только против партии коммунистов, захвативших власть на нашей родной земле в свои руки» [51]. К воззванию прилагался и текст секретного январского письма ЦК РКП, захваченного вешенцами.

Осознав ошибку, ЦК РКП(б) 16 марта, заслушав доклад прибывшего с Дона члена ЦК и члена РВС Южного фронта Г. Я. Сокольникова (противника январской директивы),  решил «приостановить применение мер против казачества» [52]. РВС Южного фронта 5 апреля дал частям и донским окружным ревкомам директиву, в которой приказывал «в отношении мирных районов не прибегать к массовому террору, преследовать только активных контрреволюционеров, не предпринимать мер, могущих остановить разложение казачества, строжайше преследовать произвольные реквизиции». РВС призвал  «беспощадно карать всех должностных советских лиц, виновных в злоупотреблениях» [53].

После этой директивы террор пошел на спад,  но быстрой ликвидации восстания мешали  жесткие указания о беспощадной расправе с восставшими, на которых настаивало Донбюро РКПб во главе с С.И. Сырцовым: «Неуклонно должна быть проведена самая решительная расправа. Сдачу можно принять без всяких условий с нашей стороны, чтобы сохранить жизнь тех пленных, которые у них находятся, но повторяю: никаких гарантий им не давать и требовать безусловно сдачи оружия, выдачи офицеров и главарей, и предоставления себя на суд революционного трибунала»[54].

21 апреля Г. Я. Сокольников отправил в секретариат ЦК телеграмму, в которой обвинял Донбюро в том, что оно не изменило своей линии так, как это требовало решение заседания ЦК от 16 марта. Однако его позиция не получила поддержки. Оргбюро ЦК во главе со Сталиным 22 апреля утвердило тезисы Донбюро, в которых «насущной задачей» объявлялось «полное, быстрое, решительное уничтожении казачества как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества, активно контрреволюционных, распыление и обезвреживание рядового казачества и о формальной ликвидации казачества»[55].  Фактически в апреле Оргбюро подтвердило январскую директиву, данную Свердловым. Позиция Ленина выражена в телеграмме Сокольникову от 24 апреля 1919 г.: «Я боюсь, что Вы ошибаетесь, не применяя строгости, но если вы абсолютно уверены, что нет сил для свирепой и беспощадной расправы, то телеграфируйте немедленно и подробно. Нельзя ли обещать амнистию и этой ценой разоружить полностью? Отвечайте тотчас»[56].

Ответ Сокольникова нам не известен, но ясно, что он не изменил позицию ЦК. В начале мая часть повстанцев была готова к переговорам с красными, и в случае их прощения предлагала совместный удар на юг по Деникину. Однако РВС Южфронта выдвинул неприемлемые для повстанцев условия: выдачи командного состава, сдачи оружия и лошадей [57].   Выдать выборных руководителей повстанцы не могли. Шестого мая Ленин прислал на Южный фронт две телеграммы, требуя скорейшего подавления восстания. После этого все переговоры были прекращены.  16 мая представители 4-го Мигулинского полка во главе с командиром трижды пытались сдаться красным всем полком, но  были обстреляны.  Красные от переговоров отказывались, ссылаясь на приказы сверху.

Вешенские повстанцы усилили сопротивление, надеясь теперь только на помощь со стороны низовских казаков (остатки Донской армии) и армии Деникина, в которой большинство составляли кубанские казаки. Их мобилизации способствовали слухи о красном терроре и расказачивании на Дону. 

В мае борьба приняла самые ожесточенные формы.  Восставшие казаки зарубили несколько тысяч пленных красноармейцев. В начале июня помощь с юга подошла, и в  момент соединения с низовскими казаками 7 июня в Мигулинской повстанцы  зарубили 700 пленных бойцов Кронштадтского полка[58]. После соединения повстанцы сняли красные ленты и надели форму бойцов Донской армии. Офицеры надели погоны.

Летом Дон был красными потерян. Именно январская директива позволила Деникину объединить свои добровольческие  офицерские части с казаками Кубани, Терека и Дона, что создало условия для развертывания самой опасной кампании в ходе Гражданской войны – наступления армий Деникина на Москву осенью 1919 года.

Однако нельзя забывать и о том, что подавить Вешенское восстание и окончательно разбить Донскую армию и войска Деникина помешало наступление Колчака, которое в  апреле 1919 г. стало главной опасностью для Советской России. На восточный фронт были брошены основные силы, ресурсы и кадры Красной армии.  Следует упомянуть и еще об одном факторе: весной 1919 г. юг России был охвачен эпидемиями тифа и гриппа (испанка), которые вывели из строя до 50% личного состава 9-й армии, предназначенной для подавления Вешенского восстания[59].

Разгром Деникина и казачьих армий

По мере продвижения к Москве, белогвардейцы и белоказаки проходили через крестьянские губернии и сталкивались там с возрастающим сопротивлением. Рейды белоказаков по тылам Южного фронта вновь сопровождались насилием и грабежами. Этот опыт лучше всякой агитации влиял на поведение крестьян. Если весной-летом 1919 г. крестьяне, мобилизованные в Красную армию, массово дезертировали, то осенью они также массово возвращались и вступали в борьбу. Наступление Деникина захлебнулось.

Лидеры большевиков учли уроки весны 1919 года. Уже 14 августа ВЦИК и СНК в Обращении  к казакам Донского, Кубанского и всех других  казачьих войск торжественно заявляли, что «рабоче-крестьянское правительство …  не собирается никого расказачивать насильно, оно не идет против казачьего быта, оставляя трудовым казакам их станицы и хутора, их земли, право носить какую хотят форму». В Обращении говорилось, что Колчак и Деникин мобилизуют казаков  насильно и обманом, и провозглашалось, что «подавленный иль обманутый не виноват», и при переходе казаков в Красную Армию «Советское правительство приказывает встречать вас, как прозревших братьев» [60].

В сентябре ЦК принял написанные Львом Троцким «Тезисы ЦК РКП(б) о работе на Дону», в которых декларировался отказ от классового подхода в отношении казачества на «ближайший период» и требовалась только лояльность Советской власти, которая обещала строжайше следить за тем, чтобы продвигающаяся вперед Красная Армия не производила грабежей, насилия [61].

В октябре Троцкий предложил дать казакам Дона и Кубани автономию: «Мы даем Дону, Кубани полную «автономию», наши войска очищают Дон. Казаки целиком порывают с Деникиным. Должны быть созданы соответствующие гарантии. Посредником мог бы выступить Миронов и его товарищи, коим надлежало бы отправиться вглубь Дона» [62]. С тем, чтобы переломить недоверие к Советской власти, на первый план был выдвинут самый популярный красный  казачий командир Филипп Миронов. После его призывов на Дону начался отход казаков от Деникина. Такая политика принесла свои плоды.  

В январе-феврале 1920 г. Дон был освобожден. При вступлении красных частей на Кубань кубанские казаки сдавались целыми полками. Многие перешли на сторону красных, и их принимали даже с  младшими офицерами.

29 февраля 1920 г. в Москве  был созван  I Все­российского съезда трудовых казаков. Он постановил, что казачество  является неотъемлемой частью русского народа, и задача трудовых казаков состоит в том, чтобы в союзе с рабочим классом и крестьянством бороться за упрочение Советской власти. На съезде выступил Ленин. Он  объяснил победный исход борьбы с Колчаком и Деникиным тем, что «в конце концов и крестьяне, и трудовое казачест­во, которые долгое время оставались потусторонниками, те­перь перешли на сторону рабочих и крестьян, и только это в последнем счете решило войну и дало нам победу»[63].  Это выступление рассматривалось как поворот в отношении к казачеству. Делегаты съезда просили ВЦИК амнистировать  рядовых казаков, воевавшим в контрреволюционных армиях. М.И. Калинин обещал.

16 марта Верховный круг Дона, Кубани и Терека разорвал союз с Деникиным и вывел из его подчинения казачьи войска. Теперь белые и казаки спасались по отдельности, но в одном направлении: устремившись в Новороссийск. Генерал Кутепов потребовал от Деникина, чтобы в Крым были эвакуированы прежде всего белогвардейские части: «бойцы за идею Добровольческой армии».  Деникин предложил  командующему Донской армией  переправить в Крым только донских офицеров (около 5 тыс.). В Новороссийске скопилось около 100 тыс. войск и масса беженцев. В Крым были эвакуированы 35 тыс.  «добровольцев»  со всеми тыловыми учреждениями,  персоналом и имуществом». Донских казаков вывезли около 10 тысяч без лошадей и имущества, главным образом офицеров.

Казаки обвинили деникинцев в предательстве. 22 тыс. оставшихся в Новороссийске казаков сдались красным[64].  Несколько тысяч казаков отошли в район Сочи. Через месяц часть из них ушли в Грузию, а часть была эвакуирована в Крым английскими кораблями (около 3 тыс.). Остальные сдались. В целом на Черноморском побережье Кавказа в плен сдались около 34 тысяч казаков, которых распустили по домам. РВС фронта принял такое решение, получив известие о том, что 28 марта 1920 г. Президиум ВЦИК  утвердил ходатайство об амнистировании и освобождении из концлагерей военнопленных трудовых казаков. Многие тут же вступили в Красную армию.

Красная Армия готовилась к большой войне с Польшей, которая уже в начале марта начала наступление в Белоруссии. В мае тысячи донских и кубанских казаков бросились освобождать Киев в составе 1-й конной армии Буденного, а в составе 2-й конной армии Ф. Миронова остановили войска Врангеля, которые во время советско-польской войны войска вышли из  Крыма и захватили Северную Таврию. Временные успехи  Врангеля оживили антисоветские настроения части казаков Юга России. В Терской области вспыхнуло крупное восстание, которое получило помощь белых. Однако Врангель был разбит, а казачьи восстания подавлены. В борьбе за Крым отличилась 2-я конная армия Ф. Миронова, собранная из донских  и кубанских казаков. Осенью Врангель начал эвакуацию Крыма. Она прошла организовано. Ушли все те, кто хотел. В телеграмме в Константинополь Врангель сообщал: «я разрешил желающим остаться в Крыму. Таких почти не оказалось. Все казаки и солдаты Русской Армии, все чины Русского Флота, … и масса гражданского населения не захотели подчиниться коммунистическому игу». С 6 по 19 ноября 1920 г. в Турцию ушло 126 судов, на которых находилось около 100 тысяч военных чинов и 50 тысяч гражданского населения[65].  С Врангелем ушло более 20 тыс. донских, 16 тыс. кубанских, 3 тыс. терских казаков. Уже весной 1921 г. 6,5 тыс. казаков вернулись на Родину[66]. Процесс возвращения продолжался все 1920-е годы. 

После гражданской…

После окончания гражданской войны казачество разоружили.  Однако в вопросе о земле власть пошла на компромисс в духе ленинской приписки к Декрету о Земле. Декрет ВЦИК от 18 ноября 1920 г. «О землепользовании и землеустройстве в бывших казачьих областях»  с одной стороны, признал равенство земельных прав казаков и иногородних и коренных крестьян, а с другой стороны, отметил, что «земледельческие трудовые хозяйства … сохраняются за их пользователями в тех размерах, в каких хозяйства обслуживаются …без применения наемного труда, хотя бы эти размеры и превосходили норму, принятую в данной местности для населения при землеустройстве»[67].

В итоге многие рядовые казаки  сохранили свои прежние наделы.  Крестьяне получили земли помещиков, войскового запаса и зажиточных казаков. Аграрному компромиссу способствовало сокращение населения казачьих областей. В  годы Гражданской войны от эпидемий, репрессий и в боях погибли около 250 тыс. красных и белых донских казаков и членов их семей. Часть зажиточного казачества эмигрировала вместе с семьями и не вернулась. Отметим, что потери казачества и всего населения казачьих областей от тифа и испанки были много больше боевых потерь и потерь в результате красных и белых репрессий. 

В январе 1925 г. Президиум ВЦИК РСФСР объявил, что все вернувшиеся на Северный Кавказ из эмиграции рядовые казаки не только подлежат амнистии, но и восстанавливаются в избирательных правах[68].

В апреле 1925 г.  Пленум ЦК РКП(б) признал «совершенно недопустимым игнорирование особенностей казачьего быта и применение насильственных мер по борьбе с остатками казачьих традиций»[69].  Казаков стали привлекать к службе в армии, разрешая ношение казачьей формы. В 1925 г. казаки составляли около 60% в кавалерийских территориальных частях Северо-Кавказского военного округа[70].

По данным, полученным в ходе переписи 1926 года, казаки Северо-Кавказского края, в который вошло большинство округов Дона и Кубани, в своей массе по-прежнему жили много лучше, чем крестьяне. Большинство казаков составляли середняки – более 88%. Зажиточные и кулаки составляли 5%. Остальные – бедняки. Среди донских крестьян более 48% составляли бедняки и батраки. Середняков было 46% [71].

Впрочем, ситуация вскоре изменилась к худшему: эпоха насильственной коллективизации вновь сопровождалось репрессиями по отношению к казачеству, значительная часть которого выступила против колхозов. Однако это уже другая история...

• Путь к Октябрю: Ленин и ЦК летом - осенью 1917 года
• Большевики приходят к власти
• Донское казачество в огне гражданской войны