РОССИЙСКАЯ ПАРТИЯ КОММУНИСТОВ И АССОЦИАЦИЯ МАРКСИСТСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ


Коммунист Ленинграда № 4/2010 (76)

 

О соотношении самоорганизации класса и авангардной партии.

(Окончание. Начало см. в КЛ №№ 2/2010 (74), 3/2010 (75))

V. Внутрипартийная демократия как мостик к демократии Советов

С 1923 года Троцкий, который в 1921 году еще теоретически оправдывал начавшийся процесс бюрократизации, осознал опасность этих процессов. Позднее, но последовательнее, чем Ленин, он вступил в борьбу с бюрократизмом, причем на том фронте, где эта борьба, по его мнению, имела единственный шанс на успех - внутри самой партии.

Борьба за внутрипартийную демократию была для левой оппозиции необходимым мостиком для борьбы за демократию Советов. Троцкий и его сторонники все еще не решались одновременно обратиться к рабочим внутри и вне партии. Тем более они не решались воззвать к беспартийным рабочим через голову партийного руководства. Этот шаг они сделали лишь позднее. Их позиция не была "центристской" нерешительностью. Скорее она основывалась на пессимистической оценке степени самодеятельности российского рабочего класса, то есть, в конечном счете, отвечала точке зрения, что российская революция находится в историческом нисходящем процессе. В этих условиях понуждение к оживлению рабочей демократии (демократии Советов) должно было исходить от самой партии. Лишь партия была бы в состоянии создать условия для постепенного возрождения демократии Советов.

Наступление Троцкого, открытое борьбой "сорока шести", первой левой оппозицией 1923 года, казалось, увенчалось успехом. Политбюро согласилось с его предложениями. Но они остались на бумаге. На практике партийный аппарат вокруг Сталина, поддержанный почти всеми членами Политбюро, прежде всего, Зиновьевым и Каменевым, но также Бухариным, Рыковым, Томским и др., раздул систематическую кампанию замалчивания оппозиции, парализации дискуссии, подавления самостоятельного мышления кадров и членов партии, внедрения конформизма и послушания под прикрытием "демократического централизма". Все это находилось в полном противоречии с традициями большевизма и РКП (б). В течении 15 лет (вопреки историографической легенде, распространяемой как сталинистами, так и противниками Ленина) в партии проходили свободные, к тому же публичные дискуссии и столкновения мнений. То, что произошло теперь, было переходом от демократического централизма к бюрократическому.

Организационным инструментом этого удушения внутрипартийной демократии была система назначения партийных функционеров сверху (а в случае "неповиновения" - перевод их в города, где у них не было опоры среди членов) вместо демократических выборов их членами партии. Социологическим выражением этого процесса стал быстрый рост аппарата штатных сотрудников: непосредственно после революции их была тысяча, в 1922 году - уже в 10 раз больше, а вскоре после этого - уже в сотни раз больше. Этот аппарат стал самостоятельным и превратился постепенно в особый социальный слой внутри советского общества - советскую бюрократию.

Авторы документа "сорока шести" изобразили этот процесс перерождения с глубоким знанием дела уже в октябре 1923 года. Их диагноз звучит сегодня пророчески; и повторился 65 лет спустя сторонниками Горбачева почти я тех же выражениях: "... под внешней формой официального единства мы на деле имеем односторонний, приспособляемый к взглядам и симпатиям узкого кружка подбор людей и направления действий. В результате искаженного такими узкими расчетами партийного руководства партия в значительной степени перестает быть тем живым самодеятельным коллективом, который чутко улавливает живую действительность, будучи тысячами нитей связанной с этой действительностью. Вместо этого мы наблюдаем все более прогрессирующее, уже почти ничем не прикрытое разделение партийных функционеров, подбираемых сверху, и прочную партийную массу, не участвующую в общественной жизни.

Это факт, который известен каждому члену партии. Члены партии, недовольные тем или иным распоряжением ЦК или даже Губкома, имеющие на душе те или иные сомнения, отмечающие про себя те или иные ошибки, неурядицы и непорядки, боятся об атом говорить на партийных собраниях, более того, боятся беседовать друг с другом, если только собеседник не является совершенно надежным человеком в смысле болтливости: свободная дискуссия внутри партии фактически исчезла, партийное общественное мнение заглохло. В наше время не партия, не широкие ее массы выдвигают и выбирают Губкомы и ЦК РКП. Наоборот, секретарская иерархия партии все в большей степени подбирает состав конференций и съездов, которые все в большей степени становятся распорядительными совещаниями этой иерархии.

Режим, установившийся внутри партии, совершенно нестерпим; он убивает самостоятельность партии, подменяя партию подобранным чиновничьим аппаратом, который действует без отказа в нормальное время, но который неизбежно дает осечки в моменты кризисов..."

Выла ли попытка Троцкого и левой оппозиции восстановить демократию в партии в этой ситуации иллюзорной? По крайней мере, менее иллюзорной, чем попытка вновь - одним ударом- активизировать рабочую массу - разочарованную, в значительной степени пассивную, хотя и симпатизирующую оппозиции.

Мы знаем теперь - вновь доступные архивы в СССР сделали это знание возможным, - что оппозиция могла в начале получить большинство не только в Московском комсомоле, но и в Московской партийной организации. Сталин и его аппарат прямо и грубо подтасовали результаты голосования. Усилия Троцкого и левой оппозиции были воззванием к совести, к традициям, к характеру руководящих большевистских кадров, к их политическому чутью и теоретическому пониманию. Попытка не удалась.

Трагизм этой неудачи в том, что руководящие кадры, тем не менее, раньше или позже осознали ситуацию, но, к сожалению, не одновременно и в большинстве случаев слишком поздно. Они заплатили за это своими жизнями, а советский и международный рабочий класс и все советское общество - бесчисленными ненужными жертвами, кровью.

VI. Окончательный синтез

Ровно десять лет, с 1923 по 1933 годы, занимался Троцкий проблемой Советского термидора - политической контрреволюцией в СССР. Эти усилия были связаны со стремлением теоретически переосмыслить соотношение самоорганизации класса и авангардной организации, проанализировать его в свете опыта бюрократического перерождения первого рабочего государства. Более того, самое позднее со времени наступления фашистской опасности в Германии, а частью в связи с оценкой английской всеобщей стачки 1926 года Троцкий приходит к выводам о соотношении класса, массовых профессиональных союзов, Советов и рабочих партий - выводам, которые окончательно подтвердились для него трагическим опытом испанской революции 1936-1937 годов. Эти выводы можно суммировать в следующих тезисах:

а). Рабочий класс не является общественно и идейно однородным. Его относительная многослойность (неоднородность) предполагает возможность, если не неизбежность возникновения нескольких политических течений или партий, поддерживаемых различными частями этого класса.

б). Успех повседневной борьбы рабочего класса за ближайшие экономические и политические цели (например, против угрозы фашизма) требует высокой степени единства действий класса. Для этого необходимы организации, которые охватывают рабочих различных политических убеждений и организационной принадлежности, то есть, основываются фактически на едином фронте различных течений и партий. Массовые профсоюзы и Советы - примеры таких организаций. В испанской революции аналогичную роль играли комитеты ополчений, прежде всего, в Каталонии.

в). Даже если массовые организации частично или полностью руководятся аппаратом, в значительной мере интегрированным в буржуазное государство (буржуазное общество), они не являются исключительно формами подчинения рабочего класса, опеки над ним, а носят, как минимум, противоречивый характер и, по меньшей мере потенциально, остаются инструментами освобождения и самодеятельности класса. Они образуют "зерна пролетарской демократии внутри буржуазной демократии".

г). Авангардная революционная партия принципиально отличается от других рабочих партий тем, что по своей программе, стратегии и практике неограниченно представляет и защищает непосредственные и исторические интересы рабочего класса с целью низвергнуть буржуазное государство и капиталистический способ производства и построить бесклассовое социалистическое общество.

Это было классически сформулировано Марксом и Энгельсом в "Манифесте Коммунистической партии" и сохраняет свою правильность по сей день:

"Коммунисты не являются особой партией, противостоящей другим рабочим партиям. У них нет никаких интересов, отдельных от интересов всего пролетариата в целом. Они не выставляют никаких особых (в поправке Энгельса в 1888 году - сектантских) принципов, под которые они хотели бы подогнать пролетарское движение.

Коммунисты отличаются от других пролетарских партий лишь тем, что, с одной стороны, в борьбе пролетариев различных наций они выделяют и отстаивают общие, не зависящие от национальности, интересы всего пролетариата; с другой стороны, тем, что на различных ступенях развития, через которые проходит борьба пролетариата с буржуазией, они всегда являются представителями интересов движения в целом. Коммунисты, следовательно, на практике являются самой решительной, всегда побуждающей к движению вперед частью рабочих партий всех стран, а в теоретическом отношении у них перед остальной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения."

Но для достижения этих целей они должны убедить большинство рабочего класса в правильности своей программы, стратегии и современной политической линии. Это может и должно быть сделано только политическими, а не административными средствами. Среди прочего необходимо и правильное применение тактики пролетарского единого фронта. Это зависит в свою очередь от того, насколько революционные социалисты сумеют соединить принципиальность и неуклонную защиту своей программы и своих политических взглядов (что требует и острой критики теоретического и практического оппортунизма) со способностью к диалогу и хотя бы минимальной терпимости в отношении других партий и формаций организованного рабочего движения.

д). Те же самые правила поведения верны с необходимыми изменениями и для строительства рабочего государства и форм осуществления в нем политической власти (с возможными исключениями в случае гражданской войны). Руководящая роль революционной партии в этом процессе обеспечивается в ходе политического убеждения, а не административными мерами, тем более, не репрессиями против части рабочего класса. Она осуществляется, как это в свое время было хорошо сказано в ГДР, распространением на политику принципа соревновательности. Это означает: строжайшее разделение государства и партии, непосредственное осуществление власти демократически избранными органами трудового народа, а не революционной авангардной партией, многопартийную систему. "Рабочие и крестьяне должны иметь свободу выбирать в Советы тех, кого они пожелают."

е). Социалистическая демократия, внутрипрофсоюзная демократия и внутрипартийная демократия (право на создание течений, отказ от запрета фракций, хотя они и не являются самоцелью) взаимно обуславливают друг друга. Это не абстрактные нормы, а прагматические предпосылки успешной рабочей борьбы и успешного построения социализма. Без пролетарской демократии пролетарский единый фронт, а, значит, и успех рабочей борьбы в лучшем случае оказываются под угрозой, в худшем - невозможны вообще.  Точно также без социалистической демократии невозможна действенная социалистическая плановая экономика.

Ничто из происшедшего в мире с момента, когда в 1930-1936 годах родились эти тезисы, не позволяет поставить их верность под сомнение. Напротив: последующее историческое развитие, как в капиталистических, так и в так называемых "социалистических государствах", целиком и полностью подтвердило их историческую правильность.

 

    Эрнст Мандель

 

[главная страница сайта]     [оглавление номера]       [архив газеты]     [последний номер]


счетчик посещений