Особое место в исторической памяти народов России занимает Великая Отечественная война. 9 мая сделалось главным народным праздником. Это естественно. Достижения Советского Союза, в том числе послевоенные, объективно громадны, но их престиж сильно подорван самим фактом развала Союза. «Постсоветская» история переполнена позорным и отвратительным. Людям, погрязшим в сегодняшней гнусности, грязи, мелочности, просто невыносимо оставаться без чего-то, заслуживающего гордости. А Великая Победа в любом случае - наиболее достойный вклад нашего народа в прогресс всего человечества. Общество ныне глубоко расколото, и память о войне неизбежно становится объектом ожесточенной борьбы разных политических сил. Честность в политике, как известно, редкое исключение. Каждый норовит спекулировать в свою пользу, но всем это не просто потому, в частности, что сам объект очень не прост. Всем, так или иначе, приходится признавать три факта, которые имеют основное значение. В конечном счете победа была завоевана. Цена Победы была непомерно, чудовищно велика. Народ победил под руководством Коммунистической партии и лично И.В.Сталина. Последовательным сталинистам, приписывающим Сталину решающую роль в достижении Победы, приходится в полной мере брать на себя ответственность за самые худшие последствия решений вождя. Коммунисты, не признающие культ Сталина, вынуждены признавать, тем не менее, его огромную роль в тогдашней истории и неразрывную связь положительных и отрицательных сторон его деятельности. Сторонники путинского самодержавия больше всего хотят вымарать из истории значение коммунистической идеологии и роль коммунистической партии, а Сталину поставить в плюс «государственное», все минусы списав на «коммунистическое». Всего труднее спекулировать на Победе либералам-западникам. Поэтому они всячески стремятся принизить, охаять, опорочить Победу и победившее социалистическое государство - Советский Союз. Естественно, им удобнее спекулировать не на самой Победе, а на ее цене. На радио «Эхо Москвы» Виталий Дымарский и Дмитрий Захаров организовали цикл передач «Цена Победы». В перестроечные и ельцинские времена популярны были предатели вроде кагэбэшного генерала Калугина, прорывавшегося в народные депутаты, а в конце концов сбежавшего в Америку. Бывший советский разведчик Владимир Резун, сбежавший к англичанам, назвался Виктором Суворовым и изобразил в своих писаниях Гитлера жертвой сталинского дьявольского коварства, а Сталину приписал выдуманные им, предателем Резуном, фантастические планы завоевания мирового господства. Не собираясь тратить бумагу на опровержение фантазий предателя, ограничиваюсь указанием на то, что ни один серьезный историк не придает им значения, и даже «эховцы» его игнорируют.

Другое дело - сами «эховцы» и историки, которых они приглашают. Исчерпав выигрышные с их точки зрения темы, «передатчики» призвали своего настоящего идеолога, популярного в одно время с предателями деятеля, профессора Юрия Николаевича Афанасьева.. Зануда перестройки не вытащил на свет божий никаких малоизвестных фактов, а тупо воспроизвел почти официальную на Западе схему истолкования общеизвестного, в которой вся ответственность за все негативное в довоенной и послевоенной истории взваливается на Советский Союз. Плохо, мол, было то, что победил Советский Союз, ибо его победа расширила «зону несвободы». Отвечая на замечания слушателей, зануда-профессор вынужден был признать, что и «партнеры» не были «белыми и пушистыми». Тем не менее, «зона несвободы» осталась в профессорской интерпретации куда более важной в смысле «цены победы», чем гибель миллионов людей. Как нам, советским людям, относиться к очередному переписыванию истории, затеянному антисоветскими политпросветчиками? Конечно, надо разоблачать спекулянтов, давать отпор псевдоученой пропаганде. Что значит «давать отпор»? Это значит открыто обсуждать затронутые темы с людьми, которые так или иначе ознакомились с такого рода пропагандистской продукцией, но сами недостаточно компетентны, чтобы критически к ней отнестись. Можно напомнить совершенно бесспорный совет «эховских» пропагандистов, ответивших на замечание слушателя, - мы, дескать, ничего никому не навязываем, валяйте, мол, изучайте вопрос сами и составьте свое собственное компетентное мнение. Было бы идеально, если бы все слушатели так поступали, но ведь на то и рассчитана пропаганда, что 99% этого не сделают. Тем, кто не желает слепо подчиняться пропаганде, но не находит в себе силы для самостоятельного изучения вопроса, можно посоветовать извлечь какие-то минимальные знания из энциклопедий и ознакомиться с противоположной точкой зрения.

Если пропагандистская продукция сработана грубо, нетрудно «раскритиковать» ее по принципу «сам дурак». Пример - писания «историка» Владимира Бешанова, которого «эховцы» не однажды звали в свой эфир. Привожу примеры по обороне Ленинграда (этот материал мне знаком). На стр. 179, судя по контексту, Бешанов зачем-то обозвал «Бондаренкой» известного в истории обороны города человека, полковника (впоследствии генерала) Андрея Леонтьевича Бондарева. Мелочь, конечно, но подобных неряшливостей в книге («Ленинградская оборона», 2005) немало, что свидетельствует о степени уважения автора к читателям, да и к себе тоже. «Самые существенные» его утверждения сводятся к охаиванию советских военных руководителей, особенно самых лучших. На стр. 426 он приводит негативный отзыв одного из ветеранов про генерала Н.П.Симоняка. Плохо берег, мол, своих солдат и слишком много водки употреблял. Проверить последнее я не могу - пить водку с генералом Симоняком не довелось. Но если бы такая возможность была, посчитал бы для себя большой честью. Я знаю, что Симоняк - один из немногих, кому удавалось эффективно прорывать долговременную оборону противника. Бешанов не указывает, конечно, у кого такие прорывы стоили меньших потерь. Не зря, вероятно, командующий Ленинградским фронтом Л.А.Говоров поручал прорывы именно Симоняку, а Говоров как раз берег солдат лучше многих своих коллег. Не жалеет «историк» черной краски для генералов Мерецкова и Федюнинского, которые сумели в ноябре-декабре 1941 года отбить Тихвин, удержать южный берег Ладожского озера и отбросить немцев за Волхов, что спасло Ленинград от глухой блокады. Любой дурак, якобы, сумел бы, располагая такими силами. Любопытно, как справился бы с этим в тогдашних условиях такой дурак, как Бешанов. Достаточно представить себе Бешанова или Дымарского в роли командармов конца 1941 года, чтобы понять, какова цена бешановских наскоков. А в общем можно понять ситуацию, прочитав его наскоки на Г.К.Жукова. Конечно, Бешанов против Жукова - меньше, чем Моська против Слона. А психологически похоже на подвиг Герострата. Претензии большие, а на реальное дело не тянет. Тогда можно хоть как-то прославиться чернильными пакостями против больших людей. Не отрицая (спасибо за это!) общеизвестный факт, что немецкий штурм Ленинграда в сентябре 1941 года был отбит под командованием Жукова, «историк» выискивает все, что можно (пусть сомнительно) поставить в вину командующему. И сил у него было немало (якобы), и поторопились немцы перебросить на московское направление танковые и мотодивизии, и морской десант в Петергоф 5 октября был неудачен, и задача его была не только отбить штурм, но и прорвать блокаду… Была ли тогда, в 1941 году, реальная возможность прорвать блокаду? Это, конечно, не обсуждается. Теперь можно констатировать, что тогда этого не поняли ни Сталин, ни Жуков, ни Хозин- Федюнинский- Мерецков, и из-за этого много крови было пролито напрасно. Интересно, опять-таки, кто мог бы понять это тогда, а если бы понял, решился отстаивать эту точку зрения перед Сталиным? А вот образец «эховской» правдивости. Говорят про начало немецкого наступления на Сталинград (вторая половина июля 1942 года). Паулюс имел всего одну полевую армию (270 тысяч). Против одной этой слабенькой армии советское командование выдвинуло целых три (!) армии, не считая подходивших подкреплений, и эти превосходящие силы были разбиты немцами. Какой позор! Что и говорить, глубоко «докопались до правды» «эховские» копатели, и еще лучше донесли правду до слушателей. Не сообщили при этом, конечно, малозначительную деталь - советская общевойсковая армия образца 1942 года насчитывала в лучшем случае 50-60 тысяч бойцов, а очень часто - намного меньше. Так «эховские просветители» бессовестно спекулируют на невежестве слушателей. Мелкие детали можно найти в энциклопедиях, но 99% слушателей энциклопедий не читали, а «эховцы» честно предупредили, что рассказывают то, «о чем не пишут в энциклопедиях»…

Попробуем взглянуть на ситуацию не столь «глубоко», но на самом деле серьезно. С такой позиции Бешанов почти так же мелок, как предатель Резун, да и «эховцы» не крупно смотрятся. Вопросы такие. Почему в конце концов победил Советский Союз? Какова на самом деле цена Победы? Почему она так высока? В самом грубом приближении ответы давно известны любому советскому человеку. Но тому, кто желает знать ответы более точно, следует не полениться разобраться подробнее. Союз победил гитлеровскую Германию потому, что оказался сильнее - вместе с мощными союзниками, хотя их вклад был скромным в сравнении с усилиями советского народа. Цена победы включает много разного. Ограничимся наиболее важной по нашим понятиям составляющей - людскими потерями. Они чудовищно велики - по современной оценке 27 млн. погибших, это во много раз больше потерь любой другой страны, включая Германию. Эта цифра важна для нас в том смысле, что практически всю послевоенную историю вопрос о потерях в Союзе замалчивался, и это давало повод для самых разных спекуляций. Почему замалчивали? Очевидно, обсуждение было невыгодно власти. Но было и еще нечто важное - тема была крайне болезненна для всего народа. Даже теперь нам, советским людям, нелегко это обсуждать. Однако нужно - иначе ни о каком отпоре антисоветчикам не может быть и речи. Теперешняя оценка общих потерь (27 млн.) весьма надежна - с точностью до миллиона в ту или другую сторону. Она получена методом демографического баланса. На основании переписей населения 1937 и 1939 годов делается оценка численности населения на середину 1941 года, а численность населения на середину 1945 года оценивается «обратным счетом» по материалам переписи 1959 года. Качество советских переписей профессиональные статистики считают очень приличным. Другое дело - опубликованные до войны данные корректировались по указаниям вождя, но первичные материалы считаются весьма достоверными. Известно, сколько людей было, известно, сколько осталось. Количество погибших определяется примитивной арифметикой.

Есть люди, которые скептически относятся к такой арифметике. Доктор филологических (!) наук Борис Вадимович Соколов «вычислил» потери с точностью до тысячи (43448 тысяч), хотя на другой странице своего «труда» признавал невозможность лучшей оценки, чем с точностью до миллиона. Филологический статистик торжественно раскрывает методику своего открытия. На основании материалов двух локальных выборочных проверок результатов довоенной переписи «мы склонны увеличить» оценку В.С.Кожурина (самую завышенную, какую он смог найти) до 209 млн. (численность населения накануне войны; общепринятая оценка - 195-196 млн.) Столь же надежным способом филолог-правдоискатель занижает на 3-4 млн. оценку численности населения на середину 1945 года. Такого рода «уточнения» и позволили ему в полтора раза завысить потери по сравнению с официальной оценкой. Сумасшедшего филолога цитируют почти все, кто занимается оценкой потерь. Никто, правда, с его «подсчетами» не соглашается. Вообще антисоветские правдоискатели страстно желают, чтобы потерь было больше. Им мало 27 миллионов. Как будто эта цифра недостаточно чудовищна. А для нас это трудная тема для размышления.

Чтобы подойти к вопросу о причинах таких громадных потерь, надо выделить основные составляющие. На территории, подвергшейся гитлеровской оккупации, до войны проживало около 88 млн. человек. После освобождения там насчитали 55 млн. Куда делись 33 млн.? Более 5 млн. было эвакуировано, не менее 5 млн. мобилизовано в армию. Больше 5 млн. угнали в рабство в Германию, более 2 млн. из них погибли. Намного больше погибло на оккупированной территории от голода и эпидемий, миллионы были сознательно истреблены оккупантами в ходе реализации «окончательного решения еврейского вопроса» и «подрыва биологической силы» русского народа. Антисоветские пропагандисты всегда рады поставить на одну доску «обе тоталитарные системы», помалкивая о том, что таких целей как «подрыв биологической силы народа» «сталинский тоталитарный режим» не преследовал. За миллионы погибших на оккупированной территории действительно отвечают «обе тоталитарные системы», однако по-разному. Одна - за преднамеренное истребление населения, другая - за свои ошибки, которые привели к вражеской оккупации и гибели людей, которых можно было спасти своевременной эвакуацией. Если бы Сталин догадался накануне войны под любым предлогом переселить евреев из приграничных регионов в Сибирь или Среднюю Азию, миллионы людей были бы спасены, хотя многие тысячи наверняка погибли бы, как это бывало обыкновенно при сталинских переселениях. Примерно так же «обе тоталитарные системы» ответственны за погибших в плену. В немецкий плен попало, по разным оценкам, от 4 до 6.5 млн. Разброс оценок объясняется главным образом тем, что гитлеровцы часто хватали и отправляли в лагеря всех попадавшихся мужчин призывного возраста, не интересуясь тем, были они фактически мобилизованы в Красную армию или нет. Но для тех, которые погибли в лагерях, это не имело принципиального значения. Так или иначе, более 6 млн. попали в гитлеровские лагеря, а вернулись оттуда менее 2 млн. По поводу количества погибших в боях официальная цифра вызывает сомнения. Безвозвратные потери (убитые и пропавшие без вести, в том числе оказавшиеся в плену) оцениваются в 11.5 млн. Менее 2 млн. из них все-таки вернулись из плена. Вероятно, количество погибших в боях в этой оценке занижено, но это не отражается на цифре общих потерь. Соотношение между погибшими в боях и на оккупированной территории имеет значение в том смысле, что за первые военное руководство отвечает непосредственно, а за вторые - косвенно. Поэтому официальные военные историки стремятся приуменьшить первые. Но даже если безвозвратные боевые потери оценивать не в 13-14 млн., а «всего лишь» в 11.5 млн., как считается официально, это огромная величина, которая требует объяснения. Попробуем разобраться.

В последнее время опубликованы данные о потерях советских войск в победных 1944-45 годах. Только убитыми и умершими от ран Красная армия потеряла более 2.5 млн., намного больше, чем противник. Это при численном превосходстве, господстве советской авиации в воздухе и трехлетнем боевом опыте. Почему в эти победные годы боевые потери были так велики? Укажем как минимум два существенных обстоятельства. Немцы оборонялись очень умело. На пути Красной армии было много удобных для обороны естественных рубежей, и немцы имели много времени для подготовки на них хорошо оборудованных оборонительных позиций. При прорыве хорошо подготовленной обороны наступающий неизбежно теряет намного больше, чем обороняющийся. Если после глубокого прорыва удается окружить часть сил противника (в 1944-45 годах это неоднократно удавалось Красной армии), соотношение меняется, но возникает другая трудность. Подвижность немецких сухопутных войск, несмотря на противодействие советской авиации, оставалась высокой до самого 1945 года. Немцы успевали подбрасывать большие силы против прорвавшихся советских передовых частей, которым приходилось обороняться на неподготовленных рубежах. Особенно тяжело приходилось на плацдармах, которые передовые отряды почти всегда захватывали с ходу, переправляясь через реки на подручных средствах. Впоследствии плацдармы расширялись и эффективно использовались для наступления, но захват их с ходу и первоначальное удержание стоили очень больших потерь. Зато потом уцелевшие получали боевые награды. Второе обстоятельство - соотношение материальных средств. Мы знаем, что советская военная экономика ценой колоссального напряжения одержала победу над немецкой. Но это была победа с небольшим перевесом. Максимум количественного роста советского военного производства пришелся на 1942 год. В последующие годы немецкое военное производство росло намного более быстрыми темпами, чем советское. Вот пример, важный сам по себе. С 1942 года по 1944 производство боевых самолетов в Союзе выросло с 22 до 33 тысяч, в Германии - с 11.6 до 34 тысяч. То есть в 1944 году, при всех трудностях и союзных бомбежках, Германия выпустила больше боевых самолетов, чем Советский Союз. Производство боеприпасов Германия сократила в 1941 году до 540 тыс. тонн против 865 тыс. тонн в 1940 - склады были забиты, боеприпасы некуда было девать. Зато в 1942 году немецкое производство достигло 1270, в 1943 - 2560, а в 1944 - даже 3350 тыс. тонн. Всего Германия произвела за годы войны более 8 млн. тонн боеприпасов, Союз - ненамного больше, причем после 1942 года до осени 1944 немецкое производство росло быстрее. Это значит, что даже в победные последние годы Красная армия фактически не имела превосходства над противником в огневой мощи. Когда какой-нибудь Бешанов разглагольствует по поводу артиллерийских плотностей, «какие не снились Манштейну», это может произвести впечатление лишь на плохо информированных читателей. Большие артиллерийские плотности создавались на короткое время на узких участках прорыва. Отсутствие превосходства в огневой мощи делало неизбежными большие потери в живой силе при наступлении. Немалое значение имело и качество той огневой мощи, какая была. Развернутое в оборонительный период массовое производство вооружения и боеприпасов было ориентировано, естественно, на оборонительные сражения. Авиационная промышленность выпускала в основном истребители и штурмовики. В 1942 году было произведено более чем достаточно минометов - они представляют собой эффективное оборонительное оружие. Тогда же армию обеспечили противотанковыми средствами (противотанковые ружья и пушки), потом полевой артиллерией небольших калибров (в основном 76 мм). При наступлении, однако, для надежного подавления хорошо подготовленной обороны требовалось больше артиллерии крупных калибров и тяжелых авиабомб. Этих средств не хватало. С 1943 года производство смещалось в сторону крупных калибров, однако с этим запаздывали, да и трудно было сделать это быстро. Небольшие потери союзников при высадке в Нормандии и дальнейших сражениях на Западном фронте объясняются, помимо ограниченной боеспособности немецких войск на Западе и меньшей ожесточенности борьбы, подавляющим превосходством союзников в воздухе (в районе высадки в Нормандии - в 60 раз!) и в огневой мощи, в особенности в бомбардировочной авиации. Подобная степень материального превосходства над противником «не снилась» как раз Красной армии, что и обрекало ее на большие потери в наступательных боях. Немецкое военное производство при «тотальном» массовом развертывании после 1942 года было ориентировано на нужное им тогда оборонительное оружие, которое было весьма эффективным. Достаточно напомнить противотанковые фаустпатроны. Немецкая армия до самого конца не испытывала недостатка в вооружении и боеприпасах.

Учитывая изложенное, приходится признать, что очень большие потери в такой войне, какая была, были неизбежны даже в том случае, если бы высшее военное и политическое руководство не допустило серьезных ошибок. Но в таком случае потери были бы в четыре-пять раз меньше фактических 27 миллионов. Ошибки руководства, которые однажды признал в принципе Сталин (в 1945 году) обошлись как минимум в 20 миллионов погибших. Конечно, тому были и объективные причины, но они проявлялись, помимо прочего, в том, что в сложившейся ситуации трудно было не допустить очень серьезных ошибок. А при той системе власти, которая тогда была, важнейшие решения принимал один человек - И.В.Сталин. В отношении его военного профессионализма заслуживает доверия оценка Г.К.Жукова. С 1943 года Сталин был вполне на месте в роли Верховного Главнокомандующего. За полтора года войны он многому научился. Умение Сталина учиться отмечают не только его поклонники, но и враги. С другой стороны, степень трудности задач Верховного Главнокомандования после Сталинграда не идет в сравнение с тем, что пришлось испытать в 1941-42 годах. Страна не переживала такой опасности за всю свою тысячелетнюю историю, со времен Батыева погрома во всяком случае. Кто из исторических руководителей мог оказаться на высоте положения в такой ситуации? Определенно, Ленин. Может быть, Петр I. Сомнительно, чтобы кто-нибудь еще. Поклонники Сталина признают, что он проиграл Гитлеру начало войны, «зато выиграл войну в конечном счете». Последнее неоспоримо, но первое сказано очень слабо. Лично Сталин проиграл лично Гитлеру начало войны с разгромным счетом, и 20 млн. жертв (как минимум) - цена этого разгромного личного поражения Великого Сталина, как писали (оба слова с большой буквы) при жизни вождя.

Попробуем оценить соотношение объективных обстоятельств и субъективного фактора. Советский Союз имел перед Германией два серьезных преимущества - громадную территорию и большую численность населения. Но даже в 1941 году, после трех довоенных пятилеток, СССР намного уступал Германии по масштабам промышленного производства - добыче угля, выплавке металла, выпуску химических продуктов. Немецкая промышленность выпускала почти в три раза больше металлообрабатывающих станков, намного больше автомашин. Качественные показатели молодой советской промышленности также уступали немецким, и это не могло быть иначе. Совершенствование качественных показателей неизбежно требует немалого времени, его трудно ускорить чрезвычайными мерами. В 20-е – 30-е годы культурная революция радикально повысила уровень образованности населения Союза. Но в Германии уровень массового образования все же был намного выше. Высокий уровень образованности и технической грамотности позволял быстро осваивать сложную и эффективную боевую технику того времени. Традиционно высоким был у немцев и уровень профессионального военного образования, который они сохранили, несмотря на ограничения Версальского договора. Эти обстоятельства означали, что Германия в состоянии быстро мобилизовать многочисленные хорошо оснащенные вооруженные силы, намного превосходящие советские по техническому уровню. В скоротечной военной кампании шансы Германии были намного выше, но в затяжной войне дело обстояло не так. Объективные обстоятельства 1941 года радикально отличались от того, что было на 10-15 лет раньше, и это отличие было создано субъективным фактором. В Советском Союзе всей мощью государственной машины было реализовано решение власти об индустриализации и культурной революции. Если бы этого не произошло, не о чем было бы говорить, имея в виду военное столкновение с Германией, да и некому было бы это обсуждать в России XXI века. Цена довоенных достижений была чудовищно высока. И объективно они не могли обойтись дешево, хотя масштаб издержек очень сильно зависел от решений одного человека, то есть Сталина. Не будем здесь обсуждать цену довоенных преобразований и конкретные решения, среди которых были и неудачные, и спасительные (к примеру, создание промышленной базы на Востоке, в том числе предприятий-дублеров). Отметим главное - минимальная материальная база, которая обеспечила Победу, именно тогда была создана. Но она была не доделана. Не успели, особенно по качественным показателям. Субъективный фактор имел колоссальное значение. Это был-таки триумф воли. Конечно, было бы лучше, если бы было больше разума и меньше бесчеловечности при такой же воле или, может быть, не столь непреклонной. Много ли, однако, в истории человечества примеров торжества разума и благородства? В любом случае противоположных примеров неизмеримо больше… А в целом именно индустриализацию вообще и создание современной военной промышленности в частности справедливо считать главным личным вкладом Сталина в великую Победу и в прогресс человечества в целом.

Вторым по значению положительным вкладом Сталина следует считать изменение западных границ Союза в 1939-40 годах. Для антисоветских комментаторов это любимый повод для злословия в адрес Советского Союза и лично Сталина. «Степень агрессивности советской внешней политики заметно возросла». Что и говорить, много худого было в этом «процессе». Тогдашняя политика была намного больше похожа на имперскую дореволюционную, чем на ленинскую внешнюю политику первых лет советской власти. Наверняка можно было обойтись меньшей степенью насилия. Долгосрочные плоды того, как это было сделано тогда, мы пожинаем даже теперь, в XXI веке. Но в принципе необходимость «отодвинуть» границы должен признать любой здравомыслящий человек, если он не игнорирует полностью тогдашнюю реальность. Что означал бы реально в тех условиях отказ от присоединения этих территорий и «исправления» границ? Это был бы громадный риск создания там немецкой базы для нападения на Союз, что при тогдашних условиях могло иметь непоправимые последствия. Объективно взвешивая плюсы и минусы, надо признать, что плюсы все же перевешивают, как бы ни были велики минусы в долгосрочной перспективе.

Из негативных сторон личного вклада Сталина наиболее очевиден чудовищный погром 1937-38 годов. Самые крайние из его апологетов оправдывают даже это, ссылаясь на существовавший якобы заговор. Чуть более вменяемые отыскивают смягчающие обстоятельства, в частности, умелую провокацию гитлеровских спецслужб. Но никакие обстоятельства не могут смягчить предельно негативную оценку Сталина по этому поводу не только с моральной точки зрения, но и с государственной. В этом эпизоде пересеклись две стороны облика необыкновенной личности. Предельно четко выявилась принципиальная несовместимость ролей кровавого тирана и великого государственного деятеля. По логике развития тоталитарной системы 1937 год был неизбежен. Сталин разгромил все оппозиции и наглухо задавил их остатки еще в начале 30-х годов. Но тайное голосование на XVII съезде, который объявили «съездом победителей», впечатляюще продемонстрировало, что на самом деле среди победителей согласия нет, скрытая оппозиция существует, и весьма многочисленная. Поскольку для открытых возражений никаких возможностей не осталось, единственной возможной формой оппозиции остался тайный заговор. Естественной реакцией власти стала маниакальная подозрительность, стремление с корнем выкорчевать не только скрытую, но даже потенциальную оппозицию. История сталинского самодержавия убедительнейшим образом доказала, что это невозможно. Спустя недолгое время после очередного перетряхивания верхов вновь возникало недовольство прежде всего среди самых непосредственных приближенных тирана. Он потерял власть еще до биологической смерти, в момент потери дееспособности. И политический курс изменился мгновенно. Очень похоже, что в 1937 году Сталин на какое-то время потерял контроль над машиной террора, да и над собой тоже. Великий (не по самоназванию, а на самом деле) государственный деятель не мог себе такого позволить. Он должен был хоть как-то соблюдать меру. Разгром предполагаемого заговора верхушки, помимо гибели невиновных, имел бы очень скверные последствия для вооруженных сил, но все же не такие чудовищные, как дикая вакханалия 1937 года. Массовое истребление лучших военных кадров и выдвижение впоследствии послушных, но малоспособных и плохо подготовленных людей, имело катастрофические последствия. 1937 год аукнулся в 1941. Расплатой за него стали многомиллионные потери, и расплачиваться за великое самодурство вождя пришлось самой широкой массе народа.

Еще большее значение имела роковая ошибка, допущенная летом 1940 года. В то время реализовывалась грандиозная программа развертывания и перевооружения многомиллионной армии, рассчитанная на несколько лет. Ловкий маневр августа 1939 года позволил выиграть время для подготовки к большой войне. Но разгром Франции коренным образом изменил ситуацию. На европейском континенте не осталось противовеса гитлеровской армии, с потрясающей наглядностью продемонстрировавшей свои возможности. Агрессор, как известно, всегда миролюбив. Он предпочитает, чтобы жертва не сопротивлялась. Нападая на Польшу 1 сентября 1939 года, Гитлер не был готов к большой войне, не хотел большой войны и на нее не рассчитывал. Он собирался «решить вопрос» с Польшей так же, как в Мюнхене «решил вопрос» с Чехословакией. Накануне нападения на Польшу он имел 51 дивизию сухопутной армии. Мобилизация удвоила количество дивизий, но только что сформированные дивизии имели ограниченную боеспособность, хотя и не в такой степени, как наши дивизии народного ополчения 1941 года. Почти все силы Гитлер бросил против Польши, стремясь молниеносно ее сокрушить. Если бы французской армией тогда командовал Г.К.Жуков, он наверняка не упустил бы благоприятный момент и бросил неподготовленную армию в наступление. Вряд ли это спасло бы Польшу, но наверняка поставило бы Гитлера в критическое положение. Тогдашним правителям Франции не хватило ума назначить командующим не только самого подходящего Жукова, но даже своего Шарля де Голля. Через полтора месяца было уже поздно. Пока французская армия отсиживалась за оборонительными позициями, Гитлер утроил по сравнению с кануном войны свои сухопутные силы и подготовил блицкриг на Западе. Когда Франция была повержена, Советскому Союзу потенциально противостояла в несколько раз более мощная, чем год назад, великолепно оснащенная победоносная немецкая армия. Счастьем было то, что отгороженная Ла-Маншем Англия продолжала борьбу. Советские вооруженные силы за этот год тоже выросли, но совсем не в такой степени, как немецкие. Радикально изменившиеся условия требовали немедленного решительного пересмотра политики подготовки к войне. В Москве хорошо знали, что к большой войне страна не готова, и в течение ближайшего года сравняться с Германией не успеет. Но сделали совершенно неверный вывод. Решили делать все, чтобы выиграть хотя бы еще один год дипломатическими и политическими маневрами, как это удавалось ранее. Посчитали главным не раздражать Гитлера, не давать ему ни малейшего повода для претензий. На самом деле эти возможности были исчерпаны. После разгрома Франции время начало работать против Гитлера, и он хорошо понимал это. Рассуждая трезво, учитывая объективную ситуацию, решительность Гитлера и его авантюризм, естественно было ожидать, что он-то благоприятный момент не упустит и не даст Союзу больше времени на подготовку. Конечно, в сложившейся ситуации очень трудно было рассуждать трезво, хотя переговоры Молотова с Гитлером и Риббентропом в Берлине в ноябре 1940 года фактически подтвердили реальность угрозы. Необходим был решительный поворот на подготовку к отражению нападения самое позднее летом 1941 года. Это было очень трудное решение. Надо было пересмотреть планы прикрытия в духе того, что предлагал начальник Генерального штаба Б.М.Шапошников в 1939 году, то есть готовить стратегическую оборону на рубеже старой государственной границы, оставив на присоединенных территориях ограниченные силы с целью сбить темп немецкого первого удара и заставить наступающих растянуть свои ударные группировки. Материальные запасы в таком случае должны были быть сконцентрированы в центральных регионах и при основных оборонительных группировках. По крайней мере частичную мобилизацию следовало провести не позже конца зимы, чтобы успеть организовать и обучить мобилизованных. Фактически частичная мобилизация к середине июня 1941 года была-таки скрыто проведена - численность вооруженных сил превысила 5 млн. Но она запоздала - значительная часть новобранцев, особенно в приграничных регионах, была призвана в последние недели, и обучить их не успели. Либеральные «стратеги» горюют по поводу «милитаризации экономики» в предвоенные годы. На самом деле следовало уже в 1940 году развертывать военное производство такими же или почти такими же темпами, как это делалось после начала войны, чтобы обеспечить формируемую массовую армию хотя бы традиционным вооружением (пушками, пулеметами, минометами), а также еще более ускорить освоение производства новых образцов технически сложного оружия (танки, самолеты, реактивная артиллерия). Планы обучения и освоения новой боевой техники следовало пересмотреть с тем, чтобы в максимальной степени успеть это сделать к лету 1941 года. Не очень трудно конкретизировать и далее спустя много десятилетий. Куда труднее было признать главное на тот момент - возможности дипломатического маневрирования исчерпаны, надо быть готовым к большой войне уже летом 1941 года. Если бы это главное было осознано, конкретика естественно уточнялась бы, и наиболее важные решения были бы реализованы с железной решительностью, в которой у тогдашнего руководства недостатка не было. Из всех составляющих соотношения сил нельзя было изменить только одного (правда, важнейшего) - недостатка боевого опыта. Почти все остальное можно было уравновесить. Эта задача была-таки достойна действительно великого государственного деятеля. С ней Сталин не справился. Это крупнейший просчет во всей его политической карьере. Именно эта роковая ошибка оказалась главной причиной чудовищных потерь, которых можно было избежать.

Самые главные из ошибок Сталина уже отмечены. Остановимся еще на одной теме, которая очень любима антисоветскими пропагандистами. Это отношения с Финляндией. «Исправление» границ было необходимо. Советское правительство долго пыталось решить вопрос дипломатическим торгом, предлагало приличную компенсацию. Очень трудно сказать, действительно ли были исчерпаны возможности дипломатии, но терпение иссякло, и проблему решили силой, продемонстрировав при этом себе и всему миру фактические возможности Красной армии. 22 июня 1941 года Сталин категорически запретил какие бы то ни было действия, которые могли бы спровоцировать вступление в войну Финляндии. Иначе думало военное командование, прежде всего ВВС Ленинградского военного округа (с начала войны - Северного фронта). Все были под впечатлением внезапного сокрушительного удара немецкой авиации по советским аэродромам. С одной стороны опасались повторения подобного на северном фланге с баз в Финляндии, с другой - жаждали реванша за 22 июня. Выдержки хватило на трое суток. Командующий ВВС Северного фронта А.А.Новиков нажимал на командующего фронтом генерала М.М.Попова, тот - на наркома обороны С.К.Тимошенко. Но дать разрешение мог только Сталин. Он не выдержал и согласился. 25 июня авиация Северного фронта и Балтийского флота бомбила финские объекты. Военная эффективность операции была равна нулю. Разведка оказалась абсолютно негодной. Зато политический результат был стопроцентный. 26 июня Финляндия объявила войну. В советские времена не любили вспоминать незнаменитую войну зимы 1939-40 годов, а события 25-26 июня 1941 года тем более. Затрагивая этот вопрос, пытались оправдать воздушную операцию тем, что подготовка к войне в союзе с Гитлером велась в Финляндии уже давно, и ее вступление в войну было неизбежно. Возможно, и даже очень вероятно. Но это плохое оправдание. В финской политической элите единства не было, были силы, противостоящие партии войны. Советские бомбы стали сильнейшим аргументом за войну и склонили колеблющихся к поддержке войны. Почти наверняка была возможность выиграть не одну неделю, а может быть, даже месяц. Летом 1941 года важное значение имел каждый день. Позднее советская дипломатия пыталась нажать на Финляндию через Англию и США, обещая даже отдать отобранные в 1940 году территории. Но было поздно. Как раз в отношении Финляндии в июне 1941 года возможности дипломатии не были исчерпаны, в противоположность отношениям с гитлеровской Германией, которую сильно боялись и до последнего момента старались не раздражать. Ответственность за серьезнейшую ошибку и ее скверные последствия несет, конечно, лично Сталин, хотя и не он был инициатором. Смягчающее обстоятельство очень серьезное - жуткая неразбериха первых дней войны. Но для государственного деятеля, претендующего на статус великого, слабовато. Великий даже в тех обстоятельствах не должен был терять выдержку.

Уже упоминалась оценка Г.К.Жукова по поводу роли Сталина как полководца. С 1943 года он вполне справлялся с ролью Верховного Главнокомандующего. А до Сталинграда справлялся с этим плохо, нередко очень плохо. Крупнейшей ошибкой было то, что он взял на себя верховное командование. Ему следовало сразу же, в июне, назначить командующим Жукова и не мешать ему. Именно так поступил Ленин в годы гражданской войны. Очень вероятно, что в 1941 году лучше Сталина командовал бы даже Тимошенко, тем более, что начальником Генерального штаба тогда был Жуков, который имел на Тимошенко большое влияние. Катастрофические поражения 1941 года были неизбежны - начало войны было проиграно еще до ее начала. Но сентябрьская катастрофа на Юго-Западе не была неизбежной, во всяком случае в таких масштабах. Это была ошибка командования, которую Жуков наверняка бы не допустил. А Сталин поверил Еременко, который обещал разбить «этого подлеца Гудериана» (так именовали в переговорах между собой Сталин и Еременко командующего немецкой 2 танковой группой). В сентябре Еременко не только не разбил супостата, но прозевал его подлый маневр в южном направлении. А в октябре подлец Гудериан так разбил благородного Еременко, что от Брянского фронта почти ничего не осталось. С начала войны до Сталинграда только один раз личное решение Сталина положительно повлияло на ход войны. Это было 1 декабря, когда он утвердил предложенный Жуковым план контрнаступления под Москвой без всякой паузы после оборонительного сражения в той диспозиции, которая сложилась тогда. Вероятно, он уловил нужный момент даже лучше Жукова. Громадное положительное значение имело то, что Сталин остался в Москве в октябре, а 7 ноября даже устроил парад на Красной площади. Это было в высшей степени эффективное решение, но не военное, а морально-политическое. Декабрьское контрнаступление произвело колоссальное впечатление во всем мире. Над Восточным фронтом нависла тень Наполеона 1812 года. Советское командование, упоенное победой, быстро поменяло свои планы - вместо ограниченного контрнаступления вознамерились полностью разгромить гитлеровскую армию в ближайшие месяцы. Решительнее всех был настроен сам Сталин. Он буквально гнал войска в необеспеченное наступление по всему фронту. И опять проиграл Гитлеру. За ограниченный успех общего зимнего наступления была заплачена непомерная цена. Упрямство Сталина (впрочем, и Жукова) стоило жизни сотням тысяч бойцов и существенно осложнило борьбу весной 1942 года. Зимой Гитлер приказал своим войскам держаться любой ценой - и выиграл. Та же самая установка привела его к катастрофе годом позднее. Катастрофические поражения Красной армии в мае 1942 года в Крыму и под Харьковом, следствием которых стал прорыв немцев к Сталинграду и на Кавказ, в очень большой степени на совести Сталина. Он принимал важнейшие решения, более ориентируясь на свои желания, чем на мнения и оценки лучших военных авторитетов. Зато в сталинградском поединке с Гитлером Сталин заслуженно победил. Ситуация опрокинулась очень быстро. 18 ноября непредвзятые наблюдатели еще не знали, какая чаша весов перевесит, а 24-го, после окружения 6 немецкой армии, им стало абсолютно ясно, что капут Гитлеру - вопрос времени. Замысел операции родился 13 сентября в разговоре Жукова с Василевским в кабинете Сталина. Сталин мгновенно оценил подслушанную идею и строго приказал собеседникам держать язык за зубами. До самого 19-го, даже 20-го ноября ни один человек в мире кроме троих не знал в целом, что именно готовится. На карту смотрели многие по обе стороны линии фронта, видели опасность положения немецкой армии, в обе Ставки поступали предложения, в том числе разумные. Но никакие советы не могли изменить господствующих установок. Гитлер упрямо торопился навстречу катастрофе, Сталин уверенно и рационально готовил сокрушительный удар. В целом к осени1942 года перелом в ходе войны полностью созрел. С мая по октябрь советская военная промышленность уравновесила материальные возможности сторон, несмотря на огромные потери за время летнего отступления. К ноябрю круто изменилось соотношение сил в воздухе. 23 августа никто не помешал немецкой авиации разбомбить Сталинград до основания. А с 19 ноября до конца года советская авиация сделала вдвое больше боевых вылетов, чем немецкая. Перелом состоялся бы, даже если бы Гитлер правильно понял ситуацию и вовремя отступил. Но это было невозможно психологически. Пожалуй, никто, кроме разве что господа бога, не в силах был бы понять такое после грандиозных побед без шока, подобного сталинградской катастрофе. Побоище не было самым кровопролитным в этой войне, но оно было самым драматическим.

Сталинград стал высшим достижением Сталина как полководца и самым главным вкладом его в Победу в этой роли. Из военачальников советские историки выделяют прежде всего Жукова и Василевского, командующие меньшего ранга (Ватутин, Рокоссовский, Малиновский, Еременко) тоже оказались на высоте. С противоположной стороны им сильно помог Гитлер и немецкое командование в целом. Но это отразилось только на масштабе и драматизме того, что произошло. Для советского народа победа под Сталинградом означала победу в войне, но цена ее еще не определилась. Гитлеровская верхушка признала, что победить не может, но с безоговорочной капитуляцией примириться не могла. За ее упрямство немецкий народ заплатил колоссальную цену, а советский - еще дороже. Они объявили траур и тотальную мобилизацию. Теперь они боролись за выживание и могли надеяться только на свою тотальную мобилизацию и истощение Союза. Немецкое командование и лично Гитлер старались оценить (и преувеличить) потери Союза с еще большей заинтересованностью, чем теперешние антисоветчики. У них выходило, что при тех потерях, которые они уже нанесли Союзу, есть шанс упорной обороной обескровить его до такой степени, чтобы закончить войну «вничью». Мы знаем, что надежды гитлеровцев не сбылись. Но их отчаянное сопротивление затянуло войну и на миллионы жизней повысило ее цену. Советский народ «ничья» ни в коем случае не устраивала. Он готов был заплатить любую цену за то, чтобы добить фашистского зверя в его собственной берлоге. Сталин и советское командование выполняли волю народа. Можно ли было при этом обойтись меньшими потерями? Конечно, да. Антисоветские «правдоискатели» злословят по поводу бесчеловечности советских военачальников, особенно Жукова, которые очень часто упрямо добивались своих целей, не считаясь с потерями. Была бесчеловечность? Да, была, и стоила очень дорого. Еще дороже обходились ошибки, которых и после Сталинграда военные руководители допустили немало. Но любой объективный исследователь должен признать, что после лета 1942 года таких серьезных ошибок, как в первый период войны, советское командование уже не допускало. Огромные потери второй половины войны были неизбежны объективно, об их причинах уже упоминалось, а отчасти они были следствием тяжелейших ошибок 1941-42 годов. Это не оправдывает упрямства и бесчеловечности советских полководцев, просто видеть в них главную причину огромных потерь 1943-45 годов объективно неправильно.

Второе место после Сталина в связи с Отечественной войной и в народном сознании, и объективно, принадлежит Жукову. Разброс оценок очень велик. Жуков был упрям, груб и жесток. Этого не отрицают и его поклонники, считая при этом недостатки извинительными. Я склонен согласиться с поклонниками. Жуков хамил подчиненным. Это не оригинально, редкий начальник и сегодня без этого обходится. Оригинально другое. Жуков «хамил» самому Сталину, в том числе при свидетелях. Других примеров столь «ровного» стиля поведения я не знаю. Благодаря отчаянным, критическим обстоятельствам Жуков имел такую возможность. Но и при таких обстоятельствах это было настолько рискованно, демонстрировало такую моральную силу, что я готов простить Жукову его грубое, но нетипичное, хамство, даже если бы мне самому от него крепко досталось, - в противоположность хамству типичного начальства, которое само «естественно» пресмыкается перед вышестоящими. Другому крупнейшему советскому военачальнику Сталин выдал следующую аттестацию. «Ты, Александр Михайлович, фронтами командуешь, жизнями сотен тысяч людей распоряжаешься, и неплохо у тебя получается, а сам ведь… мухи не обидишь». По личной «приятности» я предпочел бы служить под командованием Василевского, Рокоссовского или Черняховского, но должен согласиться, что для военачальника терпимость не самое главное достоинство. Уверен, что в самые критические моменты жесточайшая, доходящая до бесчеловечности, требовательность Жукова к подчиненным имела существенное значение для результатов, которых он добивался. Упрямство и бесчеловечность в ряде случаев порождали ошибки и стоили больших неоправданных потерь. Один из таких эпизодов упоминает К.К.Рокоссовский. «Войсками фронта командую я!» - грубо одернул Жуков своего лучшего командарма в один из драматических моментов битвы за Москву, когда Рокоссовский через голову командующего фронтом согласовал с Генеральным штабом объективно разумное решение, не соответствующее прежнему приказу Жукова. Но в целом очень грубых ошибок, которые вели к крупным поражениям, при всем своем упрямстве Жуков не делал. Его звездным часом был трагический 1941 год. 22 июня и он оказался не на высоте. Директивы этого рокового дня были коллективным творчеством Жукова, Тимошенко и Сталина. Они отражали полнейшее незнание и непонимание происходящего и только усугубляли положение. Значение их в тогдашней неразберихе было невелико, но все же более разумные директивы могли хотя бы ненамного уменьшить масштаб катастрофы. Несколько дней после 22 июня Жуков провел на Юго-Западе. За это он удостоился комплимента от Франца Гальдера (тогдашний начальник немецкого Генерального штаба), который отметил в своем военном дневнике «твердое и энергичное руководство» на стороне противника. К сожалению, тогда Жуков твердо и энергично проводил в жизнь принципиально ошибочное решение - контрудары силами механизированных корпусов, которые в тот момент не были на это способны. Ошибочное решение стоило колоссальных материальных потерь, которые могли быть меньше при правильном решении (оборона и своевременный отход). Впрочем, за очень редкими исключениями, советские военачальники проявили себя в те дни еще хуже.

А после этого Жукову очень сильно повезло. Волей судьбы он оказался в августе под Ельней, в сентябре в Ленинграде, 7 октября в Москве как раз в те моменты, когда сваливавшиеся на него труднейшие задачи были ему по силам - при предельном напряжении ума и воли. Все последующие годы ему скорее не везло, за исключением операции «Багратион» - разгрома немцев в Белоруссии летом 1944 года. В 1942 году опасность положения немцев в районе Вязьмы, а также Демянска, видели все, кто смотрел на карту. Соблазн устроить им под Вязьмой что-то похожее на Сталинград был громадный. Жуков командовал войсками Западного направления и упорно пытался это сделать. Однако не получилось - ни в начале года, ни в конце. Огромные жертвы не принесли существенных результатов. Формальный подсчет соотношения сил обещал, казалось, хорошие шансы на успех, особенно в ноябре, одновременно с наступлением под Сталинградом. Но формальный подсчет не был верен по существу. Без большого везения общее соотношение сил не позволяло Красной армии осилить два Сталинграда одновременно. Немцы ожидали главного удара как раз в центре фронта. В районе Сталинграда немецкая разведка пронюхала что-то о концентрации сил Красной армии севернее города, но не определила масштаб происходящего, а южную ударную группировку прозевала полностью. Она считала возможным лишь удар севернее Сталинграда с ограниченными целями. Не менее важно было то, что в центре Красной армии противостояли только немецкие войска, а на южном крыле фронта значительную часть гитлеровских сил составляли «союзные» войска - румынские, венгерские, итальянские, боеспособность которых Гитлер переоценил очень сильно. Жуков отправился из Сталинграда на Западное направление буквально накануне наступления. Его перемещение и начатое 25 ноября наступление в центре дезориентировало немецкую разведку. Это был главный положительный результат операции «Марс». Того же результата (отвлечение значительных немецких сил от Сталинграда) можно было бы добиться значительно меньшей ценой, если бы Жуков точно оценил ситуацию. Были у него и после ошибочные решения, которые не приводили к поражениям (по причине общего соотношения сил), но стоили больших неоправданных жертв. Напрасно поклонники Жукова умалчивают об этом или стараются приукрасить его облик. Он в этом не нуждается При таком громадном вкладе в Победу, особенно в самом драматическом 1941 году, указание на ошибки, которые были, не может принизить высочайшую общую оценку вошедшего в историю необыкновенного человека.

Вернемся к началу. Кто, почему и зачем переписывает историю в антисоветском духе? Делают это разные люди, а общим у них является, конечно, антисоветизм, а также то, что все они представляют одно идейно-политическое направление - либерально-западническое. Они называют себя демократами, но эта вывеска лжива. Плевать им на народ, а уж власть народа не устраивает их абсолютно. Комплекс Герострата, очевидно присутствующий у вышеупомянутого Бешанова, в высшей степени характерен для их направления в целом. Гордиться им абсолютно нечем, а бед они натворили в нашей стране неисчислимое множество. Ничего конструктивного ни власти, ни коммунистической оппозиции они противопоставить не могут. Остается только ругаться. Энергию девать некуда кроме злобы. Туда и исключительно туда она и направляется. По поводу смерти Ельцина они не нашли лучшего способа похвалить своего кумира помимо указания на то, что наследник и его команда с их точки зрения еще хуже. И Ельцин, и его наследник с их партиями тем принципиально отличаются с исторической точки зрения от советской руководящей и направляющей силы, что вторая решала (в сталинские времена - чудовищной ценой) насущные проблемы страны и народа, а первые кроме своих личных проблем ничего не решают, и при этом цена их правления для народа также чудовищна. А цена их наскоков на советскую историю и ее деятелей просто ничтожна. При самой минимальной добросовестности они должны были бы явно, не намеками, противопоставить кого-то «своего» обруганным советским деятелям. Кто мог бы победить Гитлера с меньшими потерями? Ельцинские либералы? Путинские генералы? Или восхваляемые «постсоветской» антисоветской пропагандой царские и белогвардейские генералы? Не приходят подобные мысли в либеральные головы по той же причине, по какой не приходит в них ничто конструктивное. А нам, желающим быть достойными великих предшественников, следует честно и добросовестно изучать историю, чтобы быть в состоянии дать отпор злопыхателям и, еще важнее, в меру своих сил извлечь для себя уроки на будущее.

• За нашу Победу!
• Победа: цена и спекуляция