газета "Коммунист Ленинграда"

АССОЦИАЦИЯ МАРКСИСТСКОГО ОБЩЕСТВОВЕДЕНИЯ
РОССИЙСКАЯ ПАРТИЯ КОММУНИСТОВ


Коммунист Ленинграда № 1/2021 (139)

 

Рабочее движение в России: проблемы и перспективы

А есть ли перспективы?

Рабочее движение в России имеет огромные и до сих пор не использованные перспективы. Хотя по производительности труда российская экономика отстаёт от так называемых промышленно развитых стран Европы и Северной Америки в два-три раза, тем не менее норма прибыли и рентабельность в ней в целом в несколько раз выше, чем в этих странах, так как низкая производительность труда с лихвой покрывается заниженной ценой товара «рабочая сила», а если сказать проще — то низкими зарплатами. Достаточно быстрый оборот капитала, который оборачивается в России всего за несколько лет, а не за несколько десятков лет, как в развитых странах, а также высокая учётная ставка по займам и непомерная коррупция тоже указывают на то, что российский рабочий класс получает в виде заработной платы куда меньшую часть национального дохода, чем рабочие в промышленно развитых странах. И не в последнюю очередь стоит напомнить и о том, что доля так называемого «живого труда» в каждой единице товара в России много меньше, чем в большинстве промышленно развитых стран. Совершенно очевидно, что вся эта «недоплата» рабочим со стороны работодателей является прямым и совершенно очевидным следствием крайне слабой классовой борьбы российских рабочих, в частности борьбы экономической. Столь же очевидно и то, что если бы в России был хотя бы такой уровень экономической борьбы, как в США или в странах Западной Европы, то российские рабочие вполне могли бы в этом случае получать в два-три раза больше без какого-либо вреда для основных условий производства, в том числе и для обновления производственных фондов, т.е. можно было бы выдаивать из буржуазной «коровы» в два-три раза больше, без какого-либо вреда для её коровьего здоровья. Да, российские олигархи в этом случае жили бы немного скромнее, меньше бы давали взяток, больше бы думали о науке и о техническом прогрессе, но при этом промышленное и сельскохозяйственное производство в этих условиях не только не пострадало, а, совершенно напротив, как будет показано ниже, могло бы развиваться более высокими темпами, а главное — иметь более передовую органическую и отраслевую структуру. Таким образом, российский рабочий, как, впрочем, и рабочие в других бывших советских республиках, платит сегодня за своё неучастие в классовой борьбе огромную цену и не только в своей зарплате, но и в общих условиях труда в самом широком смысле этого слова.

Так в чём же проблемы?

Во второй половине девяностых годов несмотря на опустошительные гайдаровские реформы и значительную деиндустриализацию, рабочее движение в России существенно активизировалось. На крупных и средних предприятиях возникали стачкомы. Золотыми буквами в историю российского рабочего движения была вписана рельсовая война 1996 года. Буржуазный специалист по рабочему движению, покойный профессор Гордон, в те годы сравнивал российский рабочий класс с пороховой бочкой, которая взорвётся, если только к ней поднести фитиль.

Однако настал 1998 год, когда финансовый кризис, результатом которого стал беспрецедентный дефолт, нанёс по компрадорско-спекулятивному капиталу мощный удар, а многократная девальвация рубля дала хороший импульс развитию реального сектора. В нулевые годы повышение мировых цен на нефть сильно благоприятствовало развитию российского капитализма, однако рабочее движение за редким исключением не только не выросло, но, напротив, пошло на спад.

Российский парадокс и его причины

В наших материалах и документах до сих пор нет объяснения того совершенно парадоксального феномена, что капитализм в России с конца прошлого века до наших дней шёл вперёд, а вот классовая борьба, и, в частности, забастовочная и профсоюзная активность, напротив, шли назад.

Почему же российский пролетариат, которому живётся много хуже, чем его братьям по классу в странах с аналогичным средним доходом на душу населения, — почему этот самый пролетариат не поднимается даже на экономическую классовую борьбу так, как он это делал хотя бы в конце лихих девяностых?

Этот феномен обусловлен как объективными, так и субъективными причинами, причём среди тех и других есть как общемировые закономерности, так и конкретно-исторические особенности новой капиталистической России.

О российских причинах

Если начать с последних, то эти причины отнюдь не сводятся к чисто субъективным. В их основе лежит экономическая недоразвитость российского капитализма в смысле несовершенства и недоразвитости самого механизма капиталистической эксплуатации, так как средний российский капиталист может нажить себе состояние быстрее своего собрата по классу благодаря эксплуатации не столько людей, сколько природных ресурсов, а также тех фондов, которые в отличие от своих буржуазных братьев по классу он получил в результате приватизации. Если бы современный российский олигархат имел единственным источником своих сверхприбылей не эти фонды и природные ресурсы России, а чистую эксплуатацию российского пролетариата, то в России давно бы уже произошла новая социалистическая революция. Вот эта капиталистическая недоразвитость во многом и находит своё продолжение в путинском госкапитализме, который закрепляет это положение. В результате на большинстве российских, и особенно государственных предприятий мы имеем не пролетариат, а полупролетариат, который и ведёт себя соответственно своему объективному классовому положению, так как он не только недоэксплуатируется, но нередко одной ногой стоит ещё в пролетариате, а другой уже среди мелкой буржуазии. Отсюда особенности как профсоюзного, так и собственно коммунистического движения, в которых явно преобладают ФНПР и КПРФ. Исключение составляют предприятия зарубежных собственников, которые приносят с собой вместе со своими капиталовложениями и свой зарубежный уровень эксплуатации.

Здесь необходимо пояснить, что под недоэксплуатацией имеется в виду отнюдь не та «недоплата», о которой шла речь выше, а само соотношение между заработной платой и создаваемой стоимостью. В этом смысле можно иметь очень маленькую зарплату, но в то же время быть недоэксплуатируемым, если за маленькую зарплату работодатель требует от работника всего лишь маленькую работу. И в то же время быть интенсивно эксплуатируемым пролетарием с высокой зарплатой, если производство организовано таким образом, что за эту высокую зарплату из пролетария выжимают ещё более высокую прибавочную стоимость. Таким образом, для понимания собственно эксплуатации как таковой важен не столько уровень заработной платы, сколько само соотношение между необходимым и прибавочным рабочим временем, т.е. объём той стоимости, которую пролетарий создаёт своим трудом для своего капиталистического работодателя.

Однако вот такая эксплуатация с относительно высокой зарплатой требует, как высокого уровня организации производства вообще, так и достаточно высокого технического и технологического уровня, что для любого капиталиста и его менеджеров представляет достаточно сложную задачу, на которую капитал идёт лишь сугубо принудительно, под напором классовой борьбы. Если же уровень такой борьбы невысок, то тогда дешевле, а главное — много проще оказывается просто использовать относительно дешёвый труд. И важно отметить, что российский капитал не только экспроприировал в ходе чубайсовской приватизации Советский народ, но и получил в своё полное распоряжение в наследство от СССР достаточно квалифицированную и профессионально подготовленную «рабочую силу», т.е. кадровый Советский рабочий класс.

В девяностые годы этот рабочий класс, пополнивший свои ряды выходцами из интеллигенции, ощутил на своём собственном опыте все прелести российского капитализма с ельцинским лицом, но уже в нулевые годы этот класс стал стареть и размываться. Он был ослаблен не столько численно, сколько качественно, так как многие его представители, не довольствуясь видимостью зарплаты, были вынуждены добывать себе средства к существованию различными мелкобуржуазными способами (найм жилья, частный извоз на своём автомобиле, обработка своих «шести соток», разного рода полулегальные подработки, нередко называемые халтурой, и пр.). Наряду с этим некоторые достаточно активные элементы рабочего класса под давлением объективных обстоятельств просто покинули свой класс, поменяв станок и рабочие инструменты на работу охранника, на статус индивидуального предпринимателя или на любую другую работу, превращавшую их из новых пролетариев в полупролетариев. К этому добавилось то, что если одни предприятия в девяностые годы были окончательно добиты гайдаровско-черномырдинским «рынком», то другие выжили, и в нулевые годы положение на этих предприятиях относительно стабилизировалось.

Не в последнюю очередь нужно сказать и о том, что несмотря на общую тенденцию старения, российский пролетариат всё-таки пополнялся молодыми кадрами, которые приходили либо со школьной скамьи как продукт буржуазной школы, либо рекрутировались из мелкобуржуазных слоёв. Это был во многом новый поток, своего рода социальный продукт девяностых годов, представители которого имели уже иное сознание, сформированное при капитализме.

Таким образом, если говорить о чисто российских национально-особенных причинах, то все они сводятся к тому, что российский капитализм, породив с одной стороны разнообразную буржуазию, с другой породил не столько пролетариат, сколько полупролетариат и даже люмпен-пролетариат. Именно поэтому так популярны сегодня требования перераспределения природной ренты, т.е. не требование перераспределения национального дохода между теми, кто получает его по капиталу, и теми, кто его получает по труду, в пользу последних, а перераспределение дохода от эксплуатации природных ресурсов в пользу бедных, т.е. это не столько противоречие между эксплуататорами и эксплуатируемыми, сколько между богатыми и бедными, между хитрыми проходимцами и миллионами обездоленных и отверженных. Именно в этой недоразвитости российского капитализма коренится склонность некоторых оппозиционеров к юридическому кретинизму, когда задача новой социальной революции подменяется реставрацией СССР путём апелляции к тем или иным законодательным актам и к не легитимности РФ. Все эти реставраторские настроения имеют своим общим корнем слабость классового сознания, за которым стоит именно недоразвитость российского капитализма и всех его противоречий. В этих условиях некоторым оппозиционерам кажется, что в интересах оппозиции нужно обращаться не к классовым интересам, а к Советскому сознанию, к патриотизму, к национальным чувствам и т.д.

К этому нужно прибавить полное отсутствие социально-политических инструментов классовой борьбы в виде настоящих профсоюзов. Отнюдь не идеализируя профсоюзное движение в других странах, необходимо отметить, что при всех своих недостатках и общей встроенности в капиталистическую систему их профсоюзы всё-таки выполняют роль своего рода монополии на продажу товара «рабочая сила». Хорошо известно, что с перерастанием капитализма свободной конкуренции в капитализм монополистический монополизированные секторы экономики как правило успешно эксплуатируют те отрасли, в которых преобладают раздробленные производители. Такова, например, природа известных ножниц цен на товары сельского хозяйства, которые долгое время сильно отставали по росту цен от таких товаров, как электроэнергия, горюче-смазочные материалы, органические удобрения, сельскохозяйственные машины и иную продукцию именно потому, что все они производились в монополизированных секторах и, следовательно, реализовывались не по закону спроса и предложения, а по совсем другому закону максимизации монопольной прибыли. Так вот, почти все иностранные профсоюзы, даже самые реформистские, христианские и пр. выполняют в той или иной мере свою роль монополии на продажу товара «рабочая сила». А вот про ФНПР этого сказать никак нельзя.

В отличие от КПРФ, которая унаследовала от КПСС Советского времени лишь небольшую часть её членской базы, потеряв в то же время всю собственность КПСС, ФНПР, напротив, унаследовала членскую базу бывших ВЦСПС вместе с их огромной собственностью. Сегодня именно эксплуатация этой собственности, а не членские взносы, является одним из основных источников существования ФНПР, а потому малейшая угроза «национализации» этой собственности заставляет «независимые профсоюзы» не только зависеть от власти, но и быть её опорой. Достаточно вспомнить такое явление, как совместные первомайские манифестации ФНПР и правящей партии «Единая Россия». В результате ФНПР в отличие от других профсоюзов окончательно ушли не только от забастовочной борьбы, но даже от угрозы забастовок, а вся их деятельность сводится к так называемому «социальному партнёрству», т.е. к заключению трёхсторонних соглашений с Российским союзом промышленников и предпринимателей (РСПП) и с государственными органами о росте заработной платы. Причём эти соглашения выполняются государством и работодателями в сугубо добровольном порядке, а ФНПР лишь подсчитывает проценты выполнения этих соглашений. Таким образом, ФНПР не является сегодня не только орудием классовой борьбы, но даже и профсоюзом в классическом смысле этого слова.

К этому надо добавить и такой важный политико-психологический фактор, как массовая дискредитация в общественном сознании классовой борьбы как таковой. В результате массированного воздействия господствующей буржуазной идеологии в массовом общественном сознании сегодня размыто само фундаментальное понятие классовых противоречий в обществе, а вместе с ним и вера в результативность забастовок и манифестаций в борьбе с буржуазией. В немалой степени этому способствует и то, что согласно ТК РФ, для значительной части российских пролетариев забастовки вообще запрещены в законодательном порядке, а свобода формирования профсоюзов хотя и провозглашена, но предприниматели активно выжигают любые настоящие классовые профсоюзы калёным железом. Таким образом, сегодня приходится констатировать явное и очевидное прерывание исторической традиции классовой борьбы. Началось это прерывание ещё в Советские времена, когда профсоюзы на местах совершенно закономерно и естественно не столько учили рабочих и служащих бороться за свои права, сколько раздавали билеты на ёлку, путёвки и разные дефицитные товары, заседая в лице своих руководителей в одном «треугольнике» с администрацией.

Это прерывание после всплеска девяностых годов продолжилось в путинской России уже на новой основе под прямым массовым воздействием буржуазной идеологии и карательных мер буржуазии, которая всегда готова пустить в ход два своих основных вида оружия: увольнения недовольных и охранные структуры. Не менее важен и идеологический момент: буржуазии в значительной мере удалось внедрить в массовое общественное сознание тот предрассудок, будто для того, чтобы получать больше и жить лучше, нужно не заниматься классовой борьбой, а искать новую работу и повышать квалификацию, т.е. решать все задачи на сугубо индивидуальном уровне. Немалую роль в этом сыграло и представление о кажущейся безальтернативности капитализма, которая обычно обосновывается ссылками на развал СССР.

Весь этот комплекс политических, правовых, экономических и идеологических методов работает сегодня на торможение и затухание классовой борьбы, и воздействие этого комплекса огромно.

При этом крайне важно отметить, что несмотря на этот комплекс ещё начиная с девяностых годов в России стали возникать самые разные классовые профсоюзы, многие из которых входят сегодня в противостоящую ФНПР Конфедерацию труда России (КТР), но, во-первых, членская база этих профсоюзов хотя и растёт, но относительно ФНПР она также невелика, как членская база, например, РКРП в сравнении с КПРФ; во-вторых, эти профсоюзы сильны в основном на предприятиях зарубежных собственников, где при относительно высокой зарплате существует более высокий уровень эксплуатации; и, в-третьих, до сих пор состав, характер и идеологические ориентиры этих профсоюзов крайне неоднородны.

Общие причины

Если же от причин российских обратиться к причинам общим, то приходится признать, что уровень экономической классовой борьбы упал не только в России и других бывших советских республиках, но и во всём мире, в результате чего сократилась доля национального дохода, получаемая пролетариатом в качестве зарплаты, т.е. доходов в основном по труду, а с другой стороны возросла доля капиталистов, получающих дивиденды, т.е. доходы по капиталу. Как отмечает в своём докладе Международная организация труда (МОТ), «в XXI веке нас ждёт новый виток неравенства, сравнимого с эпохой раннего капитализма. Период после Второй мировой войны, когда разрыв между богатыми и бедными постоянно сокращался, был исключительным для мировой истории. Сейчас этот период закончился. Во второй половине XX века «стабильность доли трудовых доходов считалась естественным результатом или фактом, присущим росту экономики… Однако в последнее время это устоявшееся представление подвергается сомнению». Доля трудовых доходов в национальном доходе в середине 1970 х годов составляла 75%. К 2008 году она снизилась до 65% и продолжает снижаться с каждым годом после финансово экономического кризиса. Если исключить из расчётов 1% наиболее высокооплачиваемых наёмных работников, то за 40 лет доля трудовых доходов сократилась с 65% до 45%. В развивающихся странах доля труда к началу кризиса снизилась до 50% (с 70% в 1970 году). При этом в развитых странах росли выплаты дивидендов акционерам. Например, во Франции в 1980 году выплаты дивидендов составляли 4% от общего фонда зарплаты, а в 2008 году — уже 13%. Производительность труда всё это время растёт быстрее, чем зарплата рабочих. В США с 1980 года производительность труда в промышленности выросла на 85%, а реальная зарплата — лишь на 35%. Для других развитых стран статистика схожая. С 1999 года производительность труда в мире росла в два раза быстрее, чем средняя зарплата. Чем больше производит рабочий, тем меньше его зарплата. В мире растёт неравенство.

Авторы доклада выделяют несколько причин, замедляющих рост зарплат… Это снижение влияния профсоюзов и рабочих организаций во всём мире. Коллективная сила рабочих существенно ослабла за последние десятилетия. В связи с этим перераспределение национального дохода происходит в пользу капитала» (Доклад Международной организации труда).

О будущем классовой борьбы

Всё это ставит нас перед вопросом о будущем экономической классовой борьбы: если она на протяжении долгого ряда лет ослабевает не только в России, но и во всём мире, то тогда, во-первых, почему это происходит не только у нас, а, во-вторых, не уходит ли экономическая борьба в прошлое? Ведь если причины её затухания во всём мире не просто временные и субъективные, а постоянные и объективные, то стоит ли тогда вообще призывать кого-то к созданию профсоюзов и к борьбе за свои права? Не будем ли мы в этом случае плыть против ветра?

Попробуем хотя бы наметить ответы на эти вопросы, требующие сегодня не только основательного обсуждения, но и серьёзного научного анализа.

Начнём с того, что ослабление классовой борьбы в мире во многом связано с новым разделением труда, при котором старые отрасли и предприятия (шахтёры, металлурги, машиностроители) с высоким уровнем классовой борьбы чисто объективно были потеснены новыми, где классовое сознание и классовая борьба только начинаются. Достаточно сказать, что для этого нового разделения труда характерно новое соотношение пролетариата в самом широком смысле этого слова и собственно рабочих, занятых в промышленном производстве. Современный пролетариат стал качественно более разнообразным как профессионально, так и социально. И одним из доказательств этого является то, что сугубо пролетарские в прошлом методы классовой борьбы, та-кие как создание профсоюзов и объявление забастовок, очень активно используются сегодня новыми пролетарскими слоя-ми, такими как пилоты и обслуживающий персонал крупных авиакомпаний, сотрудники крупных торговых сетей, водите-ли грузовиков и пр.

Кроме того, многие отрасли экономики «переехали» с Запада, где существовали традиционные инструменты классовой борьбы, на Восток и Юг, где таких инструментов явно недостаточно, не говоря уже о традиции. Так, например, когда представители Коммунистической партии Китая отвечают на вопросы о ростках нового рабочего движения в КНР, они однозначно сравнивают оппозиционные рабочие организации с профсоюзами типа польской «Солидарности», обвиняя их в том, что под видом борьбы за права рабочих они хотят дестабилизировать положение в стране и посеять социальную рознь и враждебность. Иными словами, с перемещением промышленной «мастерской мира» из Западной Европы в Азию национальный и социальный состав рабочего класса существенно изменился. Однако это хотя и долговременный, но всё-таки временный фактор, и факты показывают, что закономерность классовой борьбы пробивает себе дорогу не только в таких странах, как Япония или Южная Корея, где эта борьба давно уже идёт на уровне не хуже европейского или американского, но и в Индии и Китае.

Куда более серьёзным и сложным представляется вопрос о том, можно ли рассчитывать на рост классовой борьбы в ближайшей перспективе?

По нашему мнению, не только можно, но и нужно, если уровень капиталистической эксплуатации возрастёт и пролетарская составляющая в сознании большинства трудящихся соответственно усилится. Эта тенденция уже проявляется и по мере исчерпания советских резервов она будет нарастать. Уже сегодня есть немало явных признаков конца России как великой энергетической державы. Резервы Советского рабочего класса близки к исчерпанию по чисто возрастным причинам, и сегодня даже сами капиталисты нередко высказывают озабоченность нехваткой квалифицированных рабочих, недостатком в их подготовке. Таким образом, рано или поздно российский империализм будет вынужден делать свои огромные прибыли не на спекуляции нефтью и газом, лесом и другими природными ресурсами, а на эксплуатации своего отечественного пролетариата. В условиях путинской России этот естественный процесс несколько сдерживается распределением сладких государственных заказов и подрядов «своим» олигархам, что делает близость к Кремлю более важным фактором, чем уровень производства, но такое положение не может долго продолжаться, так как однобокое перераспределение бюджета только «своим» вызывает даже среди части господствующего класса значительное недовольство.

Таким образом, рано или поздно и российским капиталистам придётся пойти по общемировому пути усиления эксплуатации, а за этим неизбежно последует и усиление классовой борьбы. Проблема, таким образом, вовсе не в том, будет ли эта борьба усиливаться или нет, а в том, в какой мере она будет сознательной и организованной. Если эта борьба будет стихийной и разрозненной, если она будет проходить помимо коммунистического и левого движения, то результатом такой борьбы может быть и временное поражение. Однако при условии сознательной организации и руководства эта борьба может существенно улучшить положение российского пролетариата, поможет ему поверить в свои социальные и политические силы и послужит авторитету тех партий и групп, которые в этой борьбе будут участвовать.

О формах новой классовой борьбы

Другой важный вопрос: а будет ли эта борьба проходить в традиционных формах?

Едва ли, так как новый, современный пролетариат, будучи по основным своим характеристикам тем же поставщиком рабочей силы для самовозрастания капитала, как и 150 лет назад при Марксе, тем не менее существенно отличается от времён Маркса: он более раздроблен по имущественным, профессиональным, социальным, национальным и гендерным признакам. Этот новый пролетариат зачастую живёт раздроблено (не в единых рабочих районах, а среди мелкобуржуазной массы), сильно различается по обладанию мелкой движимой и недвижимой личной и частной собственностью (некоторым уже есть, что терять, особенно тем, кто приватизировал квартиры, дачи, подрабатывает на своём автомобиле, владеет акциями или пользуется льготами) и др., поэтому он труднее поддаётся организации на единые солидарные действия.

Однако этот новый пролетариат эксплуатируется больше, чем раньше, и объективная потребность в таких вот организованных единых действиях в защиту своих прав и интересов у него выше, чем в прошлом веке. Если проводить аналогию с электричеством, то напряжение и сила тока классовой эксплуатации явно возросли, но и социальное сопротивление проводника тоже возросло из-за его молекулярных изменений. Выход один: надо влиять на этот проводник так, чтобы его сопротивление падало (например, два электрода, отрицательный и положительный, опущены в воду; напряжение между ними возрастает, но пресность воды, усиливающая её сопротивление, возрастает ещё сильнее и потому лампочка классовой борьбы горит слабее; однако если умело бросить в эту воду соли, то её сопротивление резко упадёт, и она начнёт проводить больше электричества, чем раньше, и «лампочка» классовой борьбы вспыхнет ярким светом).

Если мы обратимся к произведениям К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина с вопросом о причинах революционности рабочего класса, то очень кратко наследие основоположников марксизма можно свести к двум факторам: во-первых, к положению рабочего класса как самого эксплуатируемого и как класса будущего, связанного с самым передовым способом производства, а, во-вторых, с самими условиями жизни и работы рабочего класса, превращающими его в единую армию, все «солдаты» которой живут примерно в одних и тех же условиях, зачастую в одинаковых бараках, или как минимум в одних и тех же районах, что позволяло организовывать рабочих по территориальному признаку, работая с ними в барах и других местах общих собраний. Если сравнить это положение с тем, что произошло за последние 200 лет, то характерно, что если уровень эксплуатации современного пролетариата возрос, то по условиям жизни современный пролетариат уже далеко не столь однороден, как прежде. И вся сложность в том, что вот это последнее обстоятельство во многом позволяет современной буржуазии и её государству, используя эти различия, раздробленность и разрозненность, в какой-то мере гасить способность современного пролетариата к организованным солидарным действиям даже несмотря на то, что реальная потребность в таких действиях, обусловленная возросшим уровнем эксплуатации, сегодня куда больше, чем раньше.

Вывод: нужна широкая, долговременная и научно обоснованная пропаганда и агитация за экономическую классовую борьбу и решительное разоблачение тех организаций, которые её профанируют.

А ещё необходимо не ограничиваться работой среди фабрично-заводских рабочих, а искать путь к новым отрядам пролетариата, которые формируются сегодня в крупных торговых сетях, на транспорте, вокруг современных коммуникаций и пр.

Эта работа должна учитывать новые социальные, профессиональные и национальные реальности. Она может и должна строится с учётом прошлого опыта, но не может быть его слепым копированием. Поиск нового и старого в этой работе требует научного анализа на уровне политической экономии, социологии и психологии основных её потенциальных субъектов.

При этом в нашей пропаганде и агитации важно ещё и ещё раз подчёркивать то обстоятельство, что в борьбе за свои классовые интересы именно пролетариат является сегодня главным носителем интересов общенародных, носителем прогресса, просвещения и общественного блага.

Во-первых, чем выше цена товара «рабочая сила», тем больше интерес буржуя к науке и технике, т.е. к тому, чтобы сделать труд более производительным. Сегодня многие учёные признают, что во всём мире робототехника могла бы продвинуться далеко вперёд, если бы не поток гастарбайтеров, которые хлынули в Западную Европу из Турции и других стран, а в США — из стран Латинской Америки и Азии. Таким образом, дешёвый труд сдерживает прогресс вообще и технический прогресс в частности. И чем меньше все мы будем получать за наш труд, тем более отсталой будет наша страна.

Во-вторых, сегодня идёт много разговоров насчёт коррупции. Власть не жалеет сил, чтобы доказать всем и каждому, что будто бы она с этой коррупцией не на шутку борется. Однако на деле борется власть не с коррупцией, а всего лишь с отдельными коррупционерами. Но сколько бы не арестовывали полковников МВД, министров и губернаторов, коррупция была, есть и будет, пока у одних есть, что дать, а у других — за что взять. А ведь те деньги, которые буржуи тратят на подкуп чиновников, — это деньги их пролетариев, которые из-за неорганизованности и несознательности этих пролетариев достаются не им, а самым наглым, вороватым и ушлым чиновникам.

В-третьих, чем больше будут получать наши пролетарии (в широком смысле этого слова), тем больше будет совокупный платёжеспособный спрос на продукты и товары, что само по себе является одним из основных условий устойчивого роста отечественной экономики.

Все эти моменты обязательно должны присутствовать в нашей пропаганде и агитации, если мы хотим не просто использовать те или иные отдельные конфликты рабочих с работодателями, а воспитать политическую культуру классовой борьбы как достояние нового поколения пролетариев и важнейший элемент нового человека.

Проблемы классовой борьбы

Одной из острых проблем является поиск новых форм классовой борьбы. Дело в том, что многие рабочие организации, созданные в девяностые годы рядом компартий, такие как Совет рабочих, крестьян, специалистов и служащих, а также советы рабочих в ряде крупных городов были созданы в расчёте на то, чтобы координировать и объединять ростки стихийной классовой борьбы в трудовых коллективах. Однако состав таких организаций не молодел, в то время как потребности самой классовой борьбы существенно изменились. Если в девяностые годы ещё можно было рассчитывать на стихийные ростки классовой борьбы, то сегодня, учитывая вышеизложенное, ростки эти надо сначала посеять, а потом долго и тщательно лелеять, прежде чем они дадут настоящие всходы. Ведь прежде, чем эти всходы появятся, надо провести значительную пропагандистскую работу в защиту самого понятия классовой борьбы в современных условиях, т.е. именно коммунистам сегодня придётся делать то, что во многих странах до них делали тред-юнионистские профсоюзы. В этой работе необходимо использовать не только опыт успешных примеров рабочего сопротивления, причём не только отечественный, но и зарубежный, но и обширный исторический и экономический материал о роли и значении классовой борьбы пролетариата начиная с английских чартистов и силезских ткачей.

Очевидно, пришло время развернуть широкую сеть образования рабочих активистов. В рамках такой сети под предлогом повышения юридической грамотности необходимо заинтересовать новых активистов идеями марксистской политической экономии, практическим опытом профсоюзной и забастовочной борьбы и элементарными политическими знаниями. И такая работа с пролетарскими активистами сегодня тем более важна, что силу и роль современного рабочего класса понимают не только коммунисты, но и самые реакционные элементы, включая правых либералов. По этой причине к рабочим сегодня обращаются и «Яблоко», и многочисленные и разрозненные социал-демократы, и КПРФ, и даже созданная правыми либералами «Солидарность». Не будем забывать о том, как выступления рабочих были использованы пробуржуазными элементами для свержения коммунистических и рабочих партий как в Польше восьмидесятых годов прошлого века, так и в перестроечной России.

Для хорошего костра современной классовой борьбы уже есть немало топлива, а будет его ещё больше. Этот костёр нужно лишь правильно зажечь и раздуть пламя. Отмеченная выше разница в условиях и оплате труда российских рабочих и рабочих в других странах даёт нам хорошую перспективу. Если под руководством коммунистов пролетариат России сможет отвоевать себе у буржуазии лучшие условия труда, причём именно отвоевать, а не выпросить или выслужить, то это послужит авторитету современного революционного коммунистического движения точно так же, как это было в конце XIX века в отношении российской социал-демократии, когда до перехода социал-демократов от пропаганды к агитации российский рабочий, почти не знавший классовой борьбы, получал лишь часть того, что было завоёвано его братьями по классу. И наоборот, из необходимости обеспечить воспроизводство пролетариата капиталисты рано или поздно будут вынуждены повысить уровень оплаты труда. Но если это повышение пройдёт стихийно, без сознательной борьбы, то и воспользуются им не те, кто борется, а те, кто выслуживается, и тогда это объективно назревшее повышение пройдёт не на пользу, а во вред классовой борьбе вообще и коммунистам в частности.

Диалектика надежды

А теперь вернёмся к началу и попробуем показать, почему именно в России сегодня существуют огромные перспективы классовой борьбы. Выше уже было показано, что объективно эти перспективы определяются значительными размерами того национального богатства, которое сегодня присваивается акционерами в виде дивидендов и высшими менеджерами в виде завышенных окладов, а завтра может быть отвоёвано пролетариатом. Другими словами, российскому пролетарию есть, что отвоёвывать, в отличие от тех, кто уже отвоевал всё, что можно.

Но есть и другая сторона, связанная с тем, что если профсоюзное и рабочее движение в мире развивалось во многом стихийным путём проб и ошибок, то, стоя на плечах этого российского и мирового опыта, мы имеем шанс избежать этих ошибок. Сегодня при виде общенациональных забастовок во Франции против пенсионной реформы, поддержанных выступлениями «Жёлтых жилетов», и совершенно незначительного сопротивления трудящихся России против путинской «пенсионной реформы», казалось бы, странно говорить о том, что когда-то Россия сможет хотя бы приблизиться к «западному» уровню классовой борьбы и социальной активности. Но разве не странно было то, что именно в России, где передовые рабочие только учились выговаривать слово «социализм» в то время, как в странах Западной Европы за социал-демократов уже голосовали миллионы избирателей, — что именно в России всего через несколько лет разразилась первая пролетарская по своим движущим силам революция 1905-1907 годов, а в 1917 году именно российские рабочие сбросили сначала самодержавие, а потом и Временное правительство?

2 марта 2020 г.   Никита Заолёшенин

От редакции: Автор направил данную статью, наряду с КЛ также и в газету «Мысль».
 

[главная страница сайта]     [оглавление номера]       [архив газеты]     [последний номер]
 


счетчик посещений