АССОЦИАЦИЯ МАРКСИСТСКОГО ОБЩЕСТВОВЕДЕНИЯ
РОССИЙСКАЯ ПАРТИЯ КОММУНИСТОВ

Коммунист Ленинграда № 2/2019 (128)

Памяти Игната Фокина

Имя пламенного большевика Игната Ивановича Фокина мало известно за пределами Брянщины, где в его честь названы город, район Брянска, несколько улиц. Преждевременная смерть (29-ти лет он умер от тифа) прервала славный жизненный путь молодого революционера. Его путь в революцию не был случайным: сын паровозного машиниста, он был редким среди большевистского руководства представителем потомственного пролетариата крупного машинного производства, который, по словам Энгельса, являлся «природным носителем социализма». В годы Первой русской революции, в 1906 году, шестнадцатилетний чертёжник Игнат становится большевиком в пролетарском городе Людинове, а через год уже возглавляет эту организацию. Наступление реакции – парторганизация разгромлена, и для Игната начинается полоса тюрем и ссылок, нелегальной и легальной партийной работы. Возвращаться в Людиново и Брянск приходится наездами; они либо для него под запретом, либо он там на виду полиции. И не только её: «друзья-анархисты», подделав его почерк, разослали письма с угрозами местному начальству – и очередная тюрьма. Скрыться от бдительной полиции было проще в большом городе – и в январе 1914 года Игнат Фокин в Питере. Вот что он пишет своей подруге и соратнице Груне: «Я в Питере ... Наконец-то я могу быть независимым, свободным, как птица! ... У меня есть силы, стремления. Нужно израсходовать их. Но куда, на что? … Во главу своей деятельности каждый пролетарий должен класть общие цели своего класса…».

Известный питерский большевик-рабочий Василий Виноградов, получивший от Фокина рекомендацию в партию, писал о нём впоследствии: «Игнат Фокин был единственным рабочим завода [Металлического], который во время нашей юности смог осилить самостоятельно наиболее серьёзную, трудную для простых рабочих литературу по философии и экономической теории Маркса»... Годы тюрем и ссылок были для Игната годами «тюремных университетов» - он изучал марксистскую и научную литературу; не случайно он возглавил пропагандистскую коллегию Петербургского комитета в столичном городе, в котором было немало студентов и выпускников вузов. После арестов в начале Первой мировой войны партийного руководства города – он член Петербургского комитета и член Русского бюро ЦК РСДРП, организатор пропагандистской работы и первой за время войны общегородской конференции большевиков.

Но в феврале 1916 года Фокин попал в облаву в Лесном. Поскольку у опытного конспиратора ничего обнаружить не удалось, и никаких показаний не было, то его без долгих разбирательств просто выслали в Саратов… Но не долго был он на воле – как один из руководителей Поволжской организации он опять арестован. Февральскую революцию Игнат встретил на сибирском этапе; восставший народ в Новониколаевске сбил замки в арестантском «столыпине». Полтора месяца круговерти революции в Питере – до Апрельской конференции – а затем он, посланец ЦК, свободно едет в родные края, в пролетарские Брянск и Бежицу (теперь – район Брянска)…

Своеобразие Брянщины того времени в партийном отношении было то, что Брянский промышленный район, наряду в крупными заводами (Брянский завод в Бежице с шестнадцатью тысячами рабочих – одни из крупнейших в России) окружали районы малопромышленные и чисто аграрные, а центр губернии (Орёл) был городом помещиков, чиновников и купцов. Брянский комитет РСДРП, несмотря на партийный раскол, так и продолжал объединять и меньшевиков, и большевиков, и не присоединялся ни к одной из этих уже самостоятельных партий, посылая делегатов и на меньшевистские съезды и конференции, и на большевистские (большей частью в зависимости от того, кто возглавлял местный комитет после очередного ареста). После Февральской революции и выборов Совета в пролетарской Бежице в него вошло только три большевика (из 117 членов Совета), а большинство в партийной организации составляли меньшевики. Сильные позиции в городе и районе были и у эсеров, и у анархистов.

Фокин, пламенный пропагандист-трибун – и не менее талантливый организатор, за считанные недели перевернул положение в районе, выступая почти каждый день на митингах в войсковых частях, у железнодорожников, на заводах. Агитируя против войны, за немедленную передачу земли крестьянам, за рабочий контроль (в том числе за распределением продовольствия), за власть Советов, он привлекал на сторону большевиков широкие массы трудящихся. Выделив большевиков из объединённой организации, он не только объединил её с организацией латышских социал-демократов (из эвакуированных из Риги и Двинска предприятий), но и привлёк на сторону большевиков несколько запасных полков, дислоцированных в Брянске, так что целые полки были готовы «записаться в большевики». Во время корниловского мятежа брянские рабочие и солдаты организовали вооружённый заслон на пути Корнилова, а затем, при разгоне Керенским Совета в соседней Калуге, блокировали продвижение керенщины в другие районы. 

Не случайно, что Советская власть в Брянске и Бежице была установлена на следующий день после взятия власти в Петрограде, через считанные минуты после получения условной телеграммы из Московского областного комитета. А вот Советы в окружающих уездах и губернском Орле взяли власть только через несколько недель; причём на западе области, относившейся тогда к Черниговщине, взять власть местным Советам помог прибывший из Питера эшелон балтийских матросов, местных уроженцев, как большевиков, так и анархистов. Советская власть на Брянщине была установлена бескровно, только в самом глухом и непромышленном уезде пытались сопротивляться местные помещики.

Как делегат Учредительного собрания Игнат Фокин в декабре 1917 года в Питере. Временное бюро большевистской фракции Учредилки выступило против линии ЦК и требовало созвать съезд или конференцию по вопросу об отношении к Учредительному собранию, то есть, фактически сдавало Советскую власть буржуазному парламенту. ЦК распустил временное бюро фракции и под руководством Свердлова 12 декабря провёл собрание фракции, на котором был избран новый состав бюро. Секретарём этого бюро был избран Фокин. Тогда же нарком внутренних дел Григорий Петровский, старый знакомый Фокина по Петербургу, привлёк Фокина к работе в наркомате в департамент по местному самоуправлению: до полного укрепления Советов и передачи им дел на местах требовалось взаимодействовать с земскими и городскими учреждениями. Этот департамент планировалось выделить в особый наркомат, а по межпартийному соглашению наркомом должен был стать кто-то из левых эсеров. Фокин должен был войти в коллегию наркомата для проведения линии большевистской партии.

Этот период питерской работы завершился для Фокина быстро – Учредилку разогнали в январе, а с укреплением Советов на местах надобность в отдельном департаменте или наркомате исчезла. Но главное было в другом – в Брянске опять к власти в Советах пришли меньшевики и эсеры: разруха практически остановила Брянский завод, часть большевиков была мобилизована на создание новой, Красной армии, а оставшиеся большевики не справлялись с быстроменяющейся обстановкой. ЦК опять направил Фокина в Брянский пролетарский район…

Ещё до революции у Фокина и брянских большевиков возникли организационные разногласия с орловскими, работавшими в непролетарском губернском центре. Фокин и брянские большевики на губернской конференции приняли решение губернский комитет партии разместить в пролетарском Брянске, объединив не только немногочисленных большевиков сельских районов, но и большевиков прилегающих к Брянску пролетарских районов Мальцовщины (промышленного района, созданного промышленником-генералом Мальцовым). Орловские большевики, побуждаемые местными чиновниками, противились этому, они нашли определённую поддержку среди питерских бюрократов. Однако ещё до захвата власти в Москве Фокин и брянские большевики приняли решение о создании центрального районного революционного штаба, координирующего деятельность ревкомов Брянска, Тулы, Орла, Вязьмы, Карачева и Жиздры. Победа большевиков в Москве сделала образование этого ревкома излишним, но необходимость не зависящего от Орла управления этим районом, а также соседними районами Черниговщины, не вошедшими в зону немецкой оккупации, побудила Фокина добиться для этих районов особой системы управления (на правах губернии – официально губерния была образована в 1920 году). Сложные вопросы управления этим районом (обеспечение продовольствием, демобилизация старой армии и организация новой, перевозку на родину и обеспечение немецких и австрийских военнопленных, строительство новой власти – создание школ, больниц, новых учреждений занимали практически всё время молодого большевика. Временами приходилось работать по 20 часов в сутки – Фокин был всегда доступен для рабочих и обывателей города. Маленький штрих из его биографии руководителя – когда ему принесли на утверждение Положение о порядке содержания заключённых в тюрьме, он оставил резолюцию – переработать, сделать более человечной. Половину выделенного ему двухэтажного деревянного дома он передал бездомным учителям. Мимо этого дома в детстве я проходил каждый день в школу – на нём появилась первая в городе мемориальная доска, бывшая, кажется, единственной даже несколько лет после войны…

Со своей женой Груней, учительствовавшей в соседнем уезде, он общался записочками и телеграммами, лишь изредка вырывая время для встреч. Наверное, одна из последних записочек Игната хранилась в архиве моего отца: Фокин приглашал Груню в Москву на VIII съезд партии (она присутствовала на съезде по гостевому билету). Но за пять дней до съезда Фокину довелось участвовать в подавлении мятежа запасных полков – без оружия, без охраны, сам управляя пролёткой, он выехал навстречу восставшим полкам и доходчивой, убедительной речью усмирил вспышку обманутых меньшевиками солдат.

Но, то, что не сделала вражеская пуля, сделал сыпняк. Через несколько дней после возвращения, занятых постоянными совещаниями, докладами и митингами по результатам съезда, он свалился с высокой температурой, а 13-го апреля он был уже безнадёжен.

Похороны Фокина носили столь грандиозный характер, что, по словам Луначарского, не только Брянск, но и Россия редко видела нечто подобное. Без всяких нажимов и разнарядок на похороны пришло около 20 тыс. человек – каждый второй житель Брянска и Бежицы. Через 10 лет после похорон Фокина, на специальном заседании Х губернского съезда Советов его председатель, бывший брянский рабочий И.Иванов говорил, что Фокин вызывал уважение даже со стороны классового врага – буржуазии: «В моменты самых тяжёлых переживаний Брянска, когда подходил Деникин, свирепствовал тиф, даже буржуазия Брянска и мещанство, побывав у т.Фокина, убеждалось в необходимости большевистских мероприятий…»

Похоронен был Фокин на тогдашней центральной площади Брянска, Соборной, – в сквере, в котором в 1905 году были похоронены двое участников рабочей демонстрации, убитых черносотенцами и казаками – именно в этой демонстрации принял первый раз участие ученик технического училища Игнат Фокин…

Скромный обелиск на могиле Фокина стоит по сей день. Фашистские вандалы во время оккупации снесли его, а бронзовые бюст и плиту отправили на переплавку в Германию… Но немецкие рабочие укрыли их, и после войны обелиск занял своё место на площади, давно потерявшей и своё название, и свой статус – нет на ней собора, нет здесь уже и центра города.

Как бы сложилась судьба Игната – мы не знаем. Он мог – и вырос бы – в руководителя большого масштаба. Только вряд ли он избежал бы судьбы товарищей: почти все руководители Брянского совета и парторганизации того времени пали жертвами сталинских репрессий: и Я.Алкснис, и Н.Кубяк, и А.Медведев и другие…  Но в памяти рабочего класса Брянска и Питера, и всей России уже век продолжает жить пламенный революционер-рабочий, жизнь которого оборвалась так рано…