Первое, что хотелось бы сказать так это то, что проблема не имеет сугубо академически-научного разрешения, а носит классовый, то есть с точки зрения буржуазного либерализма сугубо предвзятый, необъективный характер. Вот трактовка коллективизации одной из американских исследовательниц: «Коллективизация сельского хозяйства - переломный момент истории Советского Союза. Она стала кульминацией политики коммунистической партии по массовому преобразованию общества и первым из кровавых деяний сталинизма. Коллективизация разрушила деревенскую общину и принудительно насадила на ее месте колхоз - организацию (социалистическую лишь по названию), сыгравшую ключевую роль в превращении деревни в культурную и экономическую колонию коммунистической партии». В этой цитате, что ни слово то искажение и ложь. Или, выражаясь мягче – некоторое искажение действительности. Или совсем, по «научному»: ряд спорных оценок того грандиозного по своим масштабам преобразования общества, которое получило название «коллективизация». Начнем с более спорных и менее идеологически заостренных формулировок. «Коллективизация разрушила сельскую общину». Этот вопрос был спорным в советской историографии. С.П. Трапезников полагал, что колхозы - это преобразованная община. Трапезникова поддерживал В.В. Кабанов. В.П. Данилов считал, что создание колхозов и совхозов было реализацией ленинского кооперативного плана и колхозы - это скорее кооперативы, нежели община. В годы борьбы с культом личности Сталина Данилов критически оценивал только методы проведения преобразования, считая чрезмерное насилие издержками этого самого «культа». В годы перестройки Данилов сделался приверженцем так называемой «Бухаринской альтернативы, то есть по сути дела теории «врастания основной массы крестьянства в социализм». Теория эта была оценена, как «правый уклон» и отвергнута как мелкобуржуазная и враждебная пролетариату и его партии. Вопрос, таким образом, распадался на две части. Первое: нужна ли была коллективизация как таковая, что в результате этих преобразований получалось: социалистическое преобразование мелкобуржуазной деревни или подчинение крестьянства, деревни городу и государству. Классовый характер самого государства не обсуждался и оставался за скобками. Второе: насколько было необходимо насилие при проведении данного преобразования. Насилия как в виде раскулачивания, насильственного переселения части населения деревни, как считают противники его, лучшей, наиболее хозяйственной, деловой и т.п. А также в форме прямого насилия и над середняками и даже беднотой, не желавшими добровольно объединяться в производственные артели, колхозы и государственные производства - совхозы.

«В эпоху коллективизации в яростной и кровавой схватке сошлись две культуры, находившиеся на пике взаимных противоречий. Это была разрушительная по своим последствиям кампания по внутренней «колонизации» крестьянства и его полному подчинению. По сталинскому плану построения государства от крестьян требовалась «дань» (хлеб и прочая сельскохозяйственная продукция), которая направлялась на продажу за границу, на снабжение продовольствием городского населения и Красной армии - одним словом, на удовлетворение бесконечных нужд первоначального социалистического накопления, - считает Виола. Следует сразу отметить, что термин «первоначальное социалистическое накопление» взят из политэкономического лексикона Е.И. Преображенского и к теоретической базе Сталина и его соратников может быть отнесен только спекулятивно и умозрительно: мол, Сталин за отсутствием своей использовал программу экономических преобразований «Левой оппозиции». Из той же политэкономической лексики и термин «колонизация» деревни, то есть отношение к крестьянству как к реакционной, враждебной социализму силе. Напомним, что так оценивали крестьянство, его роль и значение так называемые «классические марксисты». В российской интерпретации меньшевики от Плеханова до Мартова. По их мнению, само наличие в обществе крестьянства служит неоспоримым свидетельством неготовности России к социалистической революции. Ориентируясь сугубо на западноевропейскую модель развития, меньшевики полагали, что крестьянство должно исчезнуть, расслоившись на классы буржуазного общества – пролетариат и буржуазию. Пока этого не произошло, говорить о перспективах социализма в России означает вступать в спор с основами марксистской теории. В соответствии с теорией Парвуса-Троцкого, революция может начаться и в России и сразу приобрести пролетарский характер, и власть может оказаться в руках пролетариата. Но вот дальше проблемы с крестьянством могут оказаться очень сложными, а то и неразрешимыми. В соответствии с такими теоретическими выкладками, развитие могло пойти двумя путями. Первое: революция очень быстро перекидывается на другие более развитые страны и рабочий класс общими усилиями решает проблему крестьянства. Если же революции сразу не будет, то при достаточно жесткой форме власти, крестьянство, как враждебную силу можно подвергать и сверх эксплуатации и ограблению и т.п. Ленинская модель построения социализма предполагала привлечение самого крестьянства или значительной его части к социалистическому строительству. Иными словами, эта концепция предполагала: а) определенный революционный и созидательный потенциал крестьянства и б) наличие определенного культурного и организационного уровня сельского населения. Земельная община, несомненный пережиток докапиталистических отношений, могла сыграть тут не последнюю роль. Сам Маркс, в отличие от некоторых своих последователей, считал этот вариант реальным. Об этом он писал в письме к В.И. Засулич. Русские марксисты, Ленин, Зиновьев и другие об этом знали. У «мирного врастания крестьянства в социализм» при определенных обстоятельствах было не так уж мало шансов. Кулак же был не так миролюбив и безвреден для дела строительства социализма, как это представляется большинству либералов и ярых анти сталинистов. Община была достаточно аморфна и безынициативна сама по себе. Кулаки, как просто зажиточные крестьяне, так и те, кого называли мироедами, а кулачность по замечанию М.И. Калинина на XIII съезде ВКП (б) была свойственна многим крестьянам, могли помещать использованию общины для социалистического преобразования села. Они были конкурентами Рабочего государства в борьбе за крестьянство. Для них колхозы означали экономическую гибель. Государство рабочих могло нивелировать экономическое и идейное влияние на крестьянство только путем его физического выкорчевывания из деревенской среды. После неурожая и голода 1924 г. были отмечены случаи закабаления односельчан зажиточными соседями. У бедноты отнимались под видом сдачи в аренду земли, их заставляли отрабатывать полученные ссуды и продовольственную помощь в самых варварских, несовместимых с существовавшими законами формах (17-18 часов) в день. Кулак в нэповской деревне не был таким безобидным «крепким хозяином», каким его изображают современные противники Советского строя.

К массовой коллективизации основную массу крестьян подвели к концу 1920-х гг. ряд мероприятий советской власти, направленных в первую очередь на получение максимального количества товарного хлеба, необходимого для индустриализации страны. Чисто рыночные и вполне демократические мероприятия по усилению налогового пресса, льготы при этом для определенной части крестьянства; борьба с частником на «вольном» хлебном рынке, включая и «законные» репрессивные меры, включавшие статьи уголовного кодекса; контрактация, то есть заключение предварительных договоров-обязательств на поставку хлеба и других видов сырья, опять же с оговоренными льготами для коллективов и объединений крестьян. Оппонент Калинина Д. Эпштейн приводит в поддержку своей позиции цитату из программы одной из Питерских коммунистических партий: «В Программе РПК о насильственной коллективизации говорится следующее: «В конце 20-х годов партийно-государственное руководство страны во главе с И.В. Сталиным, совершив отход от ленинских норм партийной жизни, взяло курс на отказ от политики НЭПа и принудительное огосударствление всех сфер жизни общества. Новый курс обернулся неоправданно широким применением насилия в ходе индустриализации и коллективизации»[1].  Даже анти сталинист, эклектик в политике и науке В.В. Кондрашин, последователь и ученик такого же эклектика, как и он В.П. Данилова, бывшего одно время (хрущевская десталинизация) секретарем партийной организации института Российской истории (тогда истории СССР), считает индустриализацию необходимой и неизбежной, равно как и изъятие товарного хлеба из деревни, продажу его на внешних рынках. По его мнению, в 1930-1931 гг. был собран невиданный урожай (1 миллиард 300 пуд). Эйфория от таких результатов преобразований у партийного руководства (не только Сталина) не могла не возрасти многократно. Далее, как известно, случился голод, поразивший не только Украину, но и Поволжье, Казахстан и некоторые другие районы. Но контракты на поставку оборудования за уже проданный на корню хлеб вряд ли можно было пересмотреть. Огульно объявлять виновными всю систему советского руководства или кого-то персонально (обычно козлом отпущения становится Сталин), а не местное парт-гос руководство, вряд ли целесообразно.

Рассуждения «марксистов» Бузгалина и Колганова о личном подсобном хозяйстве, как основном источнике доходов, как форме дополнительной к доходам от коллективного хозяйства заработной плате крестьянства, вообще выглядят детским лепетом: «колхозники почти бесплатно должны были трудиться на колхозных полях (аналог барщины), добывая пропитание для себя и своей семьи на клочке, выделенном как приусадебный участок. Вот, например, что пишут об этом феномене А.В. Бузгалин и А.И. Колганов: «…никак не менее 60 % своих доходов колхозники получали в 30-е годы за счет личного подсобного хозяйства, хотя оно и облагалось налогами и натуральными поставками. Тем самым экономика колхоза получала подозрительное сходство с некоторыми чертами феодального поместья. Работа колхозников приобретала четкое деление: в общественном хозяйстве колхозник работает на государство почти безвозмездно, в личном хозяйстве колхозник работает на себя. Общественная собственность тем самым не только в сознании колхозника, но и в действительности превращалась для него в чужую, «казенную»[2]. Иными словами, мнение о том, что труд в колхозе смахивал на феодальную барщину, исходит не от записного антисоветчика типа Р. Пайпса, Виолы и Бжезинского, а от «марксиста», члена ЦК КПСС Бузгалина и его многолетнего коллеги по писанию подобных опусов Колганова! О горе марксизму, горе КПСС. Верх научной пошлости, дешевой публицистичности и угодничества перед антисоветизмом, облачённом в марксистские одежды. Ленин, например, считал бесплатный труд во время субботников «Великим почином», одним из проявлений коммунистического отношения к труду, начавшему формироваться у советских рабочих. Советским крестьянам Бузгалин и Колганов в праве трудиться по-коммунистически, с осознанием для каких великих целей нужен этот труд, отказывают. Для них, как и для большинства «классических» марксистов доленинской поры, крестьянство класс реакционный, неспособный к революционной борьбе, начиненный буржуазными предрассудками и т.п., и т.д. О том, что в начале XX в России появилось так называемое «новое крестьянство», факт замеченный Лениным и некоторыми советскими историками, Бузгалин и Колганов понятия не имеют. Но это их проблемы... Не заметили они и того, что и в советское время российское крестьянство продолжало социально эволюционировать, формируя страты и группы, на которые Рабочее государство могло опираться, проводя свои преобразования. Это и молодежь, и деревенский актив и, если хотите, новая сельская, но советская бюрократия. К ним Советская власть добавила таких же молодых, энергичных горожан-рабочих. Они были неопытны в сельском хозяйстве, над, чем не перестают хихикать некоторые «историки», но они по мысли Е.П. Прудниковой, внесли организованность, системность в формирующиеся новые органы управления сельским хозяйством, отрывая старое от нового, оздоровляя и трансформирую ту же сельскую общину.

Итак, подведем итоги. Сравнение положения колхозного крестьянства с положением крепостного некорректно, научно, необоснованно ни теоретически, ни фактологиески, пошло с точки зрения коммунистического мировоззрения, а главное, зиждется на давно пропетых советологами, включая сюда и некоторых тоже марксистов, песнях: об отсталости России, ее неготовности к социализму, о том, что все преобразования проводились исключительно насилием, репрессиями, что народ (крестьянство) был насильственно загнан в колхозы ради (чего не очень понятно), но хотя бы ради индустриализации и подготовки к войне, победа в которой, якобы, искупила все грехи сталинского руководства. Так или примерно так рассуждает в своей новой книге известный мракобес от истории Б.Н. Миронов. Миронов Б.Н. Российская модернизация и революция. М., 2019) Согласно его, теперь уже не антропометрической, а скорее культурологической концепции, большинство населения России (крестьяне) были неграмотны, а потому не были в состоянии воспринимать абстрактные понятия (социализм, демократия, свобода и т.п.), которыми их, якобы пичкали ярые враги России (самодержавия по Миронову). Так русский народ (крестьянство), не сознавая, что он делает, сверг монархию, поделил всю землю (какая наглость, мародерство, по мнению единомышленника Миронова М.А. Давыдова), создал новую форму народоправства – Советы, как-то все же разобрался, на чьей стороне ему быть в годы Гражданской войны, заставил Ленина и большевиков перейти к Нэпу, а потом вдруг потерял все свои мыслительные способности, записался в колхозы, от чего долго и мучительно страдал вплоть до 1941 г., когда «Великий друг» русского народа и, особенно, крестьянства Адольф Гитлер объявил, что колхозное рабство отменяется навсегда. Вторично крестьяне были «освобождены» в 1990-е годы и сейчас сполна наслаждаются свободой рыночно-капиталистической эксплуатации. А свободного, богатого фермера как не было, так и нет. Вместо них появились крупные и очень крупные агрохолдинги, куда можно «свободно» наниматься на работу, естественно на тех условиях, какие предложат новые хозяева.

Не хотелось бы, конечно, опускать высокую теоретическую планку, взятую Бузгалиным, Колгановым и Эпштейном до «низин» «социальной истории, быта, личных воспоминаний и конкретных примеров из семейной истории, но удержаться не могу. Мой отец, Куренышев Александр Сергеевич 1916 г. рождения, уроженец деревни Юрцево Александровского района Владимирской области, примерно 100 км от Москвы, окончив сельскую школу в села Махра (монастырь XIVвека), будучи колхозником, поступил учиться в Ленинградский институт культуры (тогда он назывался иначе) расположенный на Дворцовой набережной дом 2. Затем, после призыва в 1939 г. в ряды РККА, учился в Брянском Военно-политическом училище, где встретил Великую отечественную войну. Потом он закончил еще две Академии... Вот такое было «колхозное рабство» и «советское крепостное право» ...

Освободить русских и украинских мужиков и баб от колхозного рабства собирался известный народолюбец А.Гитлер. В листовках, распространявшихся немцами на оккупированной территории, заявлялось, что колхозное рабство отменяется навсегда, что крестьянство отныне свободно от всякого насилия над собой. В реальности практичные немцы не спешили распускать колхозы, считая их весьма удобной формой организации сельского населения для «сбора дани с него», но уже не ради подъема экономики России и Украины, а исключительно для себя. Переход к единоличному хозяйству должен был произойти позднее, после прохождения стадии сельской общины...

Вторая попытка экономической эмансипации колхозного крестьянства была «успешно реализована» в 1990-е годы ельцинской парт-гос номенклатурой. Крестьянству вновь посулили свободу, возможность стать фермером, наподобие американских (которых кстати говоря, давно нет в природе). Сельское хозяйство в США перешло к крупному сельскохозяйственному производству, а деятельность средних и мелких хозяйства регулируется и направляется государством в нужном ему направлении через департамент земледелия и контролируется банками. В также основная часть сельскохозяйственной продукции производится в крупных агрохолдингах, где трудятся наемные работники. Можно закончить статью словами классика: «Народ освобожден, но счастлив ли народ!?». Нет ныне на Руси ни колхозов, ни крестьянства!