Действия нынешних хозяев Кремля, пытающихся руками верных действующей власти "единороссов" ограничить возможности выступлений против нынешнего правительства депутатов Государственной Думы от левых фракций, лишить их депутатской неприкосновенности, а то и самого депутатского мандата, не являются чем-то неожиданным или доселе небывалым. Подобное в отечественной истории уже происходило. Почти сто лет тому назад, во времена сословной монархии Романовых.

11 марта 1914 года, выступая в прениях, которые велись в тот день депутатами Государственной Думы по поводу правительственного законопроекта об учреждении исправительно-работных домов, руководитель думской социал-демократической фракции Николай Чхеидзе подверг критике не только саму идею бороться с бродяжничеством и нищенством путём введения новых наказаний наподобие тюремных (во времена самодержавия, "исправительно-работный дом" мало чем отличался от обычного места лишения свободы), но и высказал своё мнение о существовавших в тогдашней России порядках. По мнению оратора, для России гораздо предпочтительнее была бы республиканская форма правления. Дословно же Николай Семёнович сказал следующее: "Господа члены Государственной Думы, мы находим, что каторжный режим для достижения таких задач не годится, и если уж речь идёт о режиме, то для этого не пригоден и третьеиюньский режим, а наиболее подходящим режимом для обновления страны является режим демократический, режим парламентский и, если хотите ещё более точное определение, режим республиканский". Напомним, что будущий председатель созданного Февральской революцией Петроградского совета, говоря о "третьеиюньском режиме", имел в виду государственный переворот 3 июня 1907 года. В тот день правительство Столыпина-вешателя разогнало депутатов II Государственной Думы, ввело драконовские законы, начало массовые репрессии против недовольных - в обиход вошли "столыпинские галстуки" для повешенных противников царизма и "столыпинские вагоны" для отправляемых на каторгу оппозиционеров.

Как видим, слова старого грузинского социал-демократа никаких прямых призывов к ниспровержению существующего строя путём замены монархии республикой не содержали, однако властями они были расценены как государственное преступление. И познакомился бы вскорости Николай Чхеидзе со "столыпинским галстуком", но отдать его под суд мешала депутатская неприкосновенность. Депутаты Государственной Думы могли быть судимы, согласно Уложению Российской Империи об уголовных наказаниях, только Сенатом и первым департаментом Государственного Совета. Точно так же, как и господа министры. И вот первый департамент Государственного Совета решил 19 апреля 1914 года привлечь депутата Чхеидзе к судебной ответственности. Дело было совсем не в личности Чхеидзе: дворцовая камарилья давно искала повод для того, чтобы нанести удар по депутатской свободе слова, то есть воспрепятствовать произнесению даже на пленарных заседаниях палаты крамольных, с точки зрения верных царских слуг, речей. Тем самым существенно ограничив и без того куцые права органа представительной власти, имея конечной целью превратить его из законодательного учреждения в законосовещательное. То что выступление депутата Чхеидзе было лишь поводом, откровенно признавали и сами охранители. Так, известный черносотенный публицист Михаил Меньшиков прямо признался в том, что "читая речь г. Чхеидзе, откровенно говоря, не почувствовал в ней возбуждения к учинению бунтовщического деяния, направленного к ниспровержению".

"Дело Чхеидзе" стало оселком, которое позволило не только добиться сохранения депутатской неприкосновенности самому Николаю Семеновичу, но и послужило катализатором протестов внутри Государственной Думы и в особенности за её пределами. Очевидно, что депутаты от крайне правых партий - монархисты, церковники, черносотенцы, как обычно, оказались на стороне правительства. Левые депутаты выступили согласованно, и большевики защищали думские права своего коллеги-меньшевика ничуть не хуже, чем, к примеру, депутат-меньшевик Акакий Чхенкели или депутат-трудовик Александр Керенский. Как всегда в подобных ситуациях, сложнее всех оказалось неизменно сидящим между двумя стульями - правительственным и оппозиционным - российским либералам. Кадеты откровенно струсили. В день начала рассмотрения "дела Чхеидзе" граф Владимир Мусин-Пушкин писал в частном письме своему тестю графу Иллариону Воронцову-Дашкову: "Дело Чхеидзе - вот поистине дьявольское измышление заставить 4-ю Думу заступиться за этого мерзавца и из-за него быть распущенной..." Руководящие кадетские круги всерьёз боялись лишиться насиженных мест в Таврическом дворце, доступа к думскому буфету, неплохого жалования и многих иных радостей жизни, которыми "проклятый царизм" покупал лояльность народных избранников. Точнее - той их части, которая представляла в Государственной Думе т.н. "цензовые слои", то есть помещиков, фабрикантов, купечество, обслуживающих их адвокатов, профессоров...

Депутаты левых фракций не просто защищали своего товарища - они добивались законодательного закрепления полной безнаказанности депутата за произносимые им с думской трибуны речи. Для этого они использовали обсуждение проекта бюджета Российской империи. 21 апреля 1914 года, ровно за день до начала прений по бюджету, было предложено не приступать к его рассмотрению "ранее, чем получит силу закона законодательное предположение об установлении свободы слова депутатов, находящееся ныне на рассмотрении судебной комиссии". Это предложение было отвергнуто 164 голосами при 80 голосовавших за его принятие и 18 воздержавшихся. Показательно, что в роли самого главного "радетеля интересов державы" выступил при обсуждении данного вопроса черносотенец Владимир Пуришкевич. Сводить счёты с правительством при принятии бюджета - "это не ошибка, не промах, это государственное преступление", заявил один из создателей "Союза русского народа". Вот так - ни много и ни мало! Депутат Пуришкевич дал в ходе дискуссии свою, весьма оригинальную трактовку понятия "свобода слова", сильно напоминающую высказывания на сей счет современных "единороссов": "Конечно, слово должно быть свободно... но чистое, благородное слово, а не призывающее все классы общества, особенно низшие, некультурные, к революционным выступлениям..." Душа идейного монархиста не могла смириться с тем, что "Государственная Дума обращается в место митинговых речей, откуда подстрекается население - одна часть его к забастовке, другая к революционным выступлениям, и это при безнаказанности ораторов, которые говорят с трибуны Государственной Думы.." Одно слово, "злокозненные социалисты..."

Обсуждение проекта бюджета 22 апреля началось с предложения 30 думских депутатов - социал-демократов и трудовиков - отложить обсуждение главного финансового документа страны "до того, как законодательное предположение о свободе депутатского слова не получит силу закона". Предложение было отвергнуто 140 голосами против 76. Тогда левые стали срывать обсуждение бюджета. Они заранее договорились преднамеренно произносить раз за разом слово "республика". Председатель Государственной Думы Михаил Родзянко в ответ тут же лишал их слова и исключал на 15 парламентских заседаний. Кадеты - устами будущего министра Временного правительства Андрея Шингарёва - громко заявили о своём "воздержании".

Первым пострадал упомянувший о "демократической республике" сам Чхеидзе. Впрочем, он успел сказать о том, что "во главе правительства очутились аферисты и авантюристы всякого рода". Большевик Матвей Муранов перед исключением на 15 заседаний заявил о том, что его избиратели считают необходимым республиканский строй и о необходимости "отстаивать свободу слова с думской трибуны". Меньшевика Чхенкели, трудовика Керенского и большевиков Николая Шагова и Григория Петровского пришлось удалять из зала силами судебных приставов. Последний ещё успел кинуть фразу о торжествующих тиранах. В итоге председатель Совета Министров Иван Горемыкин смог начать свою речь о бюджете лишь с четвертой попытки, после того, как из зала заседаний силой были устранены все левые "обструкционисты".

На следующий день после скандала, 23 апреля 1914 года, в столице Империи начались первые забастовки. Уже 24 апреля в Петербурге бастовало 50 тысяч рабочих. Акции протеста перекинулись в Москву, всего же в те апрельские дни в стачках приняло участие более 80 тысяч человек. Правительство было вынуждено отступить и прекратить позорное "дело Чхеидзе". Этот успех высоко оценил Владимир Ильич Ленин, весьма положительно отозвавшийся о "совместных действиях пролетарской и буржуазной демократии как против Пуришкевичей, так и против предательского буржуазного либерализма". События 22 апреля, по мысли Ленина, "наглядно показали "левый блок" и внесли огромный вклад в дело политического просвещения народа, став важным шагом на пути к свержению самодержавия. Думается, что нынешние думские баталии вокруг "дела Владимира Бессонова" или "дела Геннадия Гудкова" точно также ударят по их инициаторам, как давнее "дело Николая Чхеидзе" ударило по Николаю Кровавому и всем его лакеям.

24 сентября 2012 г.

Владимир Соловейчик http://www.sensusnovus.ru/analytics/2012/09/24/14538.html