Недавно глава администрации президента Д.Медведев сделал неожиданное заявление — о необходимости «консолидации элиты». И теперь аналитики теряются в догадках: что бы это могло означать?
О том, как сказанное в Кремле может аукнуться в обществе, мы сегодня беседуем со специалистом по истории и теории рабочего движения, заведующим кафедрой Петербургского гуманитарного университета профсоюзов профессором Д.В.ЛОБОКОМ.

— Дмитрий Владимирович, может быть, это означает, что в Кремле наконец готовы начать диалог власти с обществом?
— Я думаю, что на самом деле в Кремле сейчас спешно готовят то, что впоследствии назовут «новым курсом Путина». А суть этого «нового курса» вкратце такова: страна находится у критической черты, к которой ее подвели Ельцин и «демократы», нам же нужна Великая Россия, и ради этого всем придется затянуть пояса. И пойти на большие жертвы.
Отдельные фрагменты этого курса уже явственно проскальзывают в публичных выступлениях ближнего круга президента.
— Ну что же тут нового? С самого начала Путин позиционировал себя как «патриота».
— А новое здесь то, что под давлением обстоятельств власть вынуждена заявить, что система власти должна быть изменена, что еще недавно считалось опасной крамолой.
Впрочем, чего не скажешь под давлением обстоятельств... Вот и известный идеолог Кремля сегодня уже прямо говорит, что в течение первого срока Путина «мы вынуждены были проводить реакционную политику». Реакция, видимо, надо понимать, заключалась в том, что у нас в стране, по существу, было создано полицейское государство: закручивали гайки всюду, куда только руки дотягивались, в Думе устроили однопартийную систему, а на улице омоновский мордобой стал привычным атрибутом митингов оппозиции.
Но все это, если верить официальным лицам из администрации, уже, можно сказать, в прошлом. Совершен «поворот на 180 градусов», и не сегодня завтра будет взят новый политический курс.
— А каким божественным промыслом вдруг у кремлевской бюрократии в головах наступило такое чудесное просветление? К каким чудотворным мощам прикладывались Сурков с Медведевым?
— Причины тут, надо полагать, вполне земные. И ответ надо искать в последних событиях. «Оранжевые революции» гигантской петлей все туже стягивают горло России. По всему периметру наших границ появляются цветочно-фруктовые режимы, которые, мало сказать, ориентируются на Запад, нет, они просто-напросто являются рабочим инструментом американской внешней политики.
С другой стороны, прокатившиеся по всей стране в январе и феврале бунты льготников потрясли до основания всю российскую пирамиду власти. И на самой вершине властной пирамиды вдруг с ужасом обнаружили, что под ногами-то у них зияет бездна. И власть буквально висит в воздухе, поскольку между Кремлем и народом образовался вакуум.
Дело в том, что в России так и не удалось создать такой массовый социальный слой, который был бы кровно заинтересован в проведении реформ. И служил бы одновременно и опорой Кремлю, и амортизирующей прокладкой между властью и обществом в случае социальных потрясений. То есть в стране отсутствуют и гражданское общество, и тот самый «средний класс», который на Западе служит фундаментом стабильности всего общества.
Это и неудивительно, ведь у нас создавалась «полицейская демократия». Но, как известно, полицейский околоток не самая совершенная ячейка гражданского общества.
И вот это открытие повергло в «шок» администрацию президента. Там очень быстро поняли, что если так пойдет и дальше, то улицы будут уже перекрывать не пенсионеры, а, например, шахтеры или металлурги, или вчерашние боевые офицеры. И никто на помощь Кремлю не придет.
Следствием этого потрясения и стал «новый курс». В выступлениях представителей окружения президента все чаще звучит мысль, что теперь на смену политике реакции должна прийти политика «суверенной демократии». И я думаю, что очень скоро это словосочетание будет растиражировано средствами массовой информации и станет таким же привычным, как «ваучер», «приватизация», или «перестройка».
— С «демократией» ясно, уже проходили. Однако не очень понятно в этом словосочетании прилагательное «суверенное». Суверенное — значит независимое. Так от кого будет независима наша новая «демократия»? Может быть, от избирателей?
— А это тоже новый и важный аспект нового курса Путина. В скором времени надо ожидать, что хотя бы на словах будет признаваться особый путь России, независимой от Запада. Будет официально признано, что Запад преследует свои цели, отличные от интересов России. В частности, в печати промелькнули сообщения, что американцы готовы вложить деньги в строительство трубопровода на севере России для того, чтобы выкачивать нефть и газ из наших северных регионов. Но только при одном условии — если этот трубопровод будет частным. Это означает, что американцы будут полновластными хозяевами на Русском Севере. Поэтому в Кремле сегодня открыто говорят: единственное, что интересует Соединенные Штаты в России, — это возможность за бесценок получать сырье.
— Да такой переворот в кремлевских мозгах, видимо, надо приветствовать! Сбылась вековая былинная мечта российского патриота-почвенника: наш царь-батюшка, прямо как избушка на курьих ножках, в кои-то веки, оборотился к иноземцам задом, а к России соответственно передом. Симфония народа и престола!
— Я бы не спешил разделить ваш такой бурный оптимизм. Давайте зададимся простым вопросом: а с чего это вдруг совершила такой поворот славная российская бюрократия? А ответ здесь очень простой. Сегодня в повестку дня Запада стала такая задача — лишить Россию ее государственного суверенитета. И для них это уже не какая-то отдаленная стратегическая цель, а вполне практическая задача оперативного планирования. Об этом совершенно однозначно говорят события на Украине, в Грузии и в Киргизии.
Но утрата государственного суверенитета для высшего слоя российского чиновничества означает только одно — они будут лишними «шестерками» в новой колоде. Колониальная администрация везде расставит свои кадры из тех, кто прошел подготовку в Гарварде или уж на худой конец женат на американке из формирований ЦРУ. Действительно, зачем заокеанским ТНК российские чиновники, которые только и умеют, что вымогать взятки?
И вот инстинкт самосохранения, который присущ представителям российской бюрократии, сегодня объективно привел их к провозглашению нового курса. Поскольку государственный суверенитет, помимо всего прочего, обеспечивает еще и выживание национальной бюрократии. Таким образом, наконец найдена формула национальной идеи: «Борьба за сохранение российского чиновничества есть общенациональная задача для всей страны». Либо для краткости — «суверенная демократия». Поэтому сейчас следует ожидать, что в рамках «нового курса Путина» будет допущена некая косметическая демократизация фасада нашего общества, но не более того, что сделал Николай II, напуганный революцией 1905 года. Хотя нет, скорее даже и этого не будет. «Новый курс» будет, видимо, напоминать «весну Святополка-Мирского» (был такой министр внутренних дел в царствование Николая II), потому что сегодня идти на серьезные уступки властям пока нет необходимости — в обществе еще не назрели революционные противоречия. И скорее всего дело закончится косметическим ремонтом, декорированием фасада полицейского участка под римский форум.
В экономическом плане тоже, видимо, грядут некоторые поверхностные перемены. В ближайшее время следует ждать, что верховная власть обратится к народу и предложит на всенародное одобрение такие примерно изменения: национальный контроль над топливно-энергетическим комплексом, над ВПК, над железными дорогами, трубопроводами, информационными технологиями. То есть не деприватизация, а некий «национальный контроль» с весьма расплывчатыми полномочиями.
Мне, честно говоря, откровенно жаль коммунистов: Кремль, как на блокпосту, в очередной раз до нитки перерыл и перетряхнул идеологический багаж КПРФ и ее союзников, и самые лучшие их идеи оставил себе на добрую память. А теперь готовится предложить их обществу, как свои собственные, выношенные и выстраданные в лоне кремлевской администрации.
— Однако почему же для начала «братания» Кремля с народом там выбрали такое непопулярное средство, как монетизация?
— А в этом проявляется двойственная природа кремлевской бюрократии. С одной стороны, инстинкт самосохранения подсказывает ей, что надо искать опору в обществе. А с другой стороны, ни для кого не секрет, что главным работодателем для тружеников кремлевских кабинетов сегодня является крупный капитал, олигархи.
А в наличии имеются только два способа сделать Россию «сильной и могучей»: деньги на модернизацию промышленности можно взять только либо у олигархов, либо у населения. Сейчас же, по российской статистике, разрыв в доходах между самыми богатыми и самыми бедными в России составляет 15 раз. Впрочем, по данным ООН, эта разница гораздо больше — 24 раза.
И здесь ситуация у кремлевской бюрократии просто тупиковая. Потому что эту администрацию нанимал на работу не весь класс крупных собственников, а вполне конкретные олигархи. Значит, раскулачивать своего благодетеля у любого кремлевского боярина просто рука не поднимется.
Иное дело на Западе. Там администрация, допустим, Соединенные Штаты, тоже нанимается на работу воротилами крупного капитала, но делается это от лица всего класса собственников. Поэтому ради сохранения всего класса в целом тот же президент США или премьер-министр Японии могут весьма существенно ущемить интересы той или иной финансовой группы и кинуть кость рабочим — мол, получите высокую зарплату, только не бунтуйте.
Таким образом, у кремлевской бюрократии остается единственный путь сделать Россию «великой», а свое положение незыблемым — это в очередной раз залезть в карман к рядовому труженику.
— Но почему же в нашей стране экономить начали с самой малоимущей части населения и первым делом вдарили монетизацией по пенсионерам?
— В вашем вопросе содержатся сразу два распространенных заблуждения, касающихся монетизации.
Во-первых, почему речь идет только о «нашей стране»? Монетизация — это родное дитя глобализации, и в этом своем качестве она сегодня затрагивает практически каждую страну.
И, во-вторых, монетизация касается не только инвалидов и ветеранов. Монетизация — это часть масштабной реформы, конечной целью которой предоставить человека самому себе, сказать ему: «каждый сам кузнец своего счастья» или что то же самое — «спасение утопающих — дело рук самих утопающих».
Конечная цель этой реформы — свести до нуля роль и влияние государства на судьбу человека, тем самым подготовить условия к уничтожению государства как института. В этом ведь и состоит конечная цель глобализации.
Не так давно в одном из публичных выступлений одного из министров правительства РФ отмечалось, что в Европе происходит процесс старения нации. При этом объективно средняя продолжительность жизни там увеличивается. Это означает, что все более и более увеличивается та нетрудоспособная масса населения, которую должна кормить и содержать оставшаяся часть трудоспособного населения.
Аналогичные процессы, по словам этого министра, происходят и в России (наверно, с той лишь разницей, что средняя продолжительность жизни у нас далека от европейской). Пенсионеров в России становится все больше и больше, а прироста рождаемости практически нет. То есть объективно в России увеличивается армия иждивенцев и сокращается армия кормильцев. Уже сегодня на одного работающего в нашей стране приходится два нетрудоспособных члена общества (сюда входят и пенсионеры, и дети, и инвалиды).
А по прогнозам иностранных аналитиков, отслеживающих ситуацию в России, к 2050 году в нашей стране население может сократиться до 100 млн. человек и один работник вынужден будет кормить уже трех иждивенцев. Тем самым государство хочет заранее снять с себя это бремя — заботу о нетрудоспособных.
Одновременно достигается и политическая задача — в Кремле рассчитывают, что замордованный жизнью средний россиянин к 2050 году будет больше думать о хлебе насущном, а не о том, что этот мир устроен несправедливо.
— Значит, монетизация широко шагает по планете?
— Конечно, только нам об этом стараются поменьше говорить официальные лица с телеэкрана.
Вот возьмите хотя бы Европу. Там монетизацию проводят более изощренными методами, чем в России: меняют не законы, а практику их применения. Сейчас в странах Европы широко внедряют практику так называемого «гибкого графика» или «временной занятости». А что это такое? Это когда работник, например, занят 2 часа утром кассиром в магазине и 2 часа вечером.
Швейцарские профсоюзы приводят такой пример: на заводе «Valaif» работает сорокалетняя упаковщица, которая работает по гибкому графику и зарабатывает 2300 швейцарских франков в месяц. На эти деньги прожить в Швейцарии достаточно сложно. Таким образом, по крайней мере по одному параметру Россия сравнялась с благополучной Швейцарией: и у нас, и у них минимальный размер оплаты труда ставит человека на грань выживания.
И при этом люди, занятые на «гибком графике», практически полностью лишены медицинского обеспечения, пенсий, пособий по болезни и т.д. Поскольку с такой мизерной зарплаты какие еще могут быть социальные отчисления? Вот вам пример «монетизации по-швейцарски». Там никто не навязывал стране Закон №122, там по-прежнему действует конституция, которая гарантирует и пенсию, и все социальные льготы. Но люди не могут этими гарантиями воспользоваться.
В Германии, например, весной 2004 года частичная занятость охватывала 7 млн. 200 тыс. человек. Это означает, что все эти люди не будут иметь никаких пособий. А еще в Германии 600 тысяч человек на сегодняшний день не имеют медицинской страховки.
При этом надо иметь в виду и еще одну зловещую цифру. По официальным данным, в Германии сегодня 5 млн. безработных. Для сравнения — в 1931 году в Германии было 6 млн. 128 тысяч безработных, и спустя 2 года Германия проголосовала за Адольфа Гитлера. Таким образом, впервые в новейшей истории Германия достигла предфашистского уровня безработицы.
Впрочем, для России более актуальны модели монетизации в странах «третьего мира». Возьмем для примера такую страну, как Алжир. Как и Россия, она живет за счет продажи нефти и газа, они дают 97% государственного бюджета. И так же, как и наша страна, Алжир долго жил под революционными лозунгами, и промышленность там была национализирована.
Но в последнее время в Алжире началось возвратное движение. Эта страна, как и весь остальной мир, попала в орбиту власти ТНК. И вот что это означает на практике. Генеральный секретарь алжирской Партии рабочих Луиза Ханоум отметила в своих выступлениях, что 1 ноября 2004 года в Алжире было объявлено о приватизации 1200 государственных компаний. В частности, даже система коммунального хозяйства будет отдана на откуп ТНК.
А в целом в Алжире сейчас происходит тот же процесс, что и в России: отмена всех государственных льгот, а все сырьевые ресурсы из рук государства переходят во власть ТНК. В результате там сегодня 1,5 млн. рабочих работают без какой-либо социальной защиты, медицинского и пенсионного обеспечения. А еще на приватизированных предприятиях государство совершенно не может контролировать соблюдение трудового законодательства.
И самое последнее — в Алжире вводятся платное образование и договорная система медицинского обслуживания (когда любая врачебная консультация должна оплачиваться из собственного кармана).
Вот вам пример «монетизации по-алжирски». Как видите, лозунги Зурабова там воплощаются на деле. Хочу еще заметить, что все эти наступления на права трудящихся в Алжире происходят под аккомпанемент разговоров о том, что надо затянуть пояса и терпеть временные лишения во имя «Великого и независимого Алжира». А это вам ничего не напоминает?
— А какой самый важный урок следует извлечь россиянам из зарубежного опыта?
— Что чужой беды не бывает. И любая напасть, будь то эпидемия птичьего гриппа или наступление глобализации, в равной степени угрожает всем. От нее не убежишь и не спрячешься.
Поэтому нельзя считать, что 122-й закон касается одних только пенсионеров и инвалидов, нет, он угрожает всему обществу. Ну хотя бы уже тем, что этот закон очень серьезно затрагивает и культуру, и образование, и медицину. Вот, например, отрывок из последних высказываний одного из наших государственных мужей, отвечающего за социальную политику. По его мнению, раньше Советское государство обязано было заботиться о здоровье людей и вкладывало деньги в то, чтобы человек обязательно прошел, допустим, диспансерное обследование, бесплатно отправляло людей в санатории, делало прививки и т.д. Но сегодня, в полном соответствии с законами рынка рабочая сила стала товаром, и единственным владельцем этого товара является сам работник. Это означает, что отныне он, и только он, и должен заботиться о сохранении своей рабочей силы, холить ее и лелеять. А государство вовсе не обязано заботиться о сохранности чужого товара.
Так-то вот, господа «рабочая сила». Если вы хотите выгодно продаваться на рынке труда, то извольте сами и заботиться о своем здоровье, чтобы могли хотя бы на стройке кирпич поднять. А не можете — ваши проблемы. Государство устами своих чиновников заявляет: «Мы не отвечаем за здоровье людей, мы лишь создаем условия для лечения. Невозможно обязать человека пройти обследование. На него самого ложится ответственность за его здоровье. Сейчас рабочая сила — товар».
Я хотел бы подчеркнуть очень важную мысль — монетизация способствует разрушению государства уже тем, что приучает людей самих заботиться о себе. В конечном счете возникает общество, в котором выживает только сильный.
И наша страна здесь не исключение. Завеса молчания над кампанией монетизации на Западе скрывает тысячи человеческих трагедий. Несколько лет назад ваша газета опубликовала интервью с секретарем немецких профсоюзов земли Тюрингия, членом Социал-демократической партии Клаусом Гюнтером Шюллером («Советская Россия», 20.11. 2001 г., статья «Приватизация убивает»). А недавно один из германских профсоюзных бюллетеней рассказал о большой личной трагедии, постигшей семью Шюллера. Его дочь Анжу, молодую женщину двадцати восьми лет, убила монетизация. Некоторое время назад Анжа, поверив в идеалы частной инициативы и теорию, что каждый должен рассчитывать на свои силы, взяла кредит на квартиру в размере 150 тысяч марок. Но оказалось, что ее зарплаты в 1300 евро не хватает на то, чтобы рассчитаться за кредит. Она просила отсрочку, но ей отказали. В конце концов она потеряла все — квартиру, работу, деньги, и в отчаянии молодая женщина покончила жизнь самоубийством. Таким образом, монетизация идет по костям маленьких людей, тех самых маленьких людей, ради которых она якобы и осуществляется.
Глобализация и ее побочное дитя монетизация означают установление власти ТНК над миром. Однако надо помнить, что международный капитал по природе своей совершенно не подходит к роли государственного деятеля и неспособен выполнять задачи государственного строительства. Что ему до судьбы маленького человека где-нибудь в Германии или России, когда он мыслит планетарными категориями?
Капитал живет сегодняшним днем и своей сиюминутной задачей — подавить конкурента, выкачать максимальную прибыль. О завтрашнем дне капитал не думает. Поэтому путь ТНК к мировой власти обильно полит кровью.